"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

когда разрывы зенитных снарядов встряхивали машину, а щупальца трассирующих
пуль оплетали плоскости, дырявили фюзеляж.
Прислушиваясь к разговору командира со штурманом, Михаил мурлыкал
какой-то мотив. Аркадий попросил петь погромче. И в небе зазвучала чуть
грустная песня. Николаю виделось затонувшее в белоцветье яблоневых садов и
черемушников приволжское село, речка с кочующими по левобережью песками,
заливные луга и... леса. По весне река покидала опостылевшее русло и
разливалась на многие километры в округе, насыщая влагой скупые лесные
подзолы. Вода, вода, вода, зеркалом поблескивающая на солнце. По ней
разбрелись белоногие березки, присели стыдливо елки...
Перед Аркадием по велению той же песни возникали косматые в тумане
горы, желтые петли дорог среди скал, разлапистые кедры с кронами аж под
облака, белые корпуса уральских заводов и красные кирпичные трубы,
раздвинувшие таежную глушь...
Песня! Она, казалось, вобрала в себя ветреную ширь земель русских!
Аркадий с необычайной ясностью ощутил вдруг мирное небо, словно вел не
бомбардировщик, а обычный пассажирский рейсовый самолет по знакомой трассе.
Скоро внизу запоблескивает голубое зеркало Оби, покажутся разлинованные
улицами кварталы Новосибирска. Придерживая штурвал, Аркадий следит за
стремительно накатывающейся гладью взлетно-посадочной полосы. Вот она, вот!
Шасси мягко коснулись земли. И вспыхнули разноцветьем, закланялись,
закачались неистово взбудораженные винтами самолета луговые цветы.
Аэровокзал. Башенка синоптиков на отшибе. Шест с черно-белой полосатой, как
зебра, наполненной ветром "колбасой". Самолет подрулил к стоянке. Под
крылом - почтовый пикап: "Почту давай!" Спешат мотористы, техники.
Бензозаправщик, урча мотором, подползает деловито, степенно. В кабине сияет
улыбкой белозубый чумазый шофер: "Привет!" А из люка по лесенке уж торопятся
ступить на сибирскую землю пассажиры.
Тем временем "голубая двадцатка" мерцающим веретеном пронизывала ночное
небо. На белых всхолмленных облаках появились черные прогалины. Они
расширялись, приоткрывая угольную в ночи землю.
- До цели?
- Сто десять! - Николай кивнул на проплывающие внизу облачные увалы и
дополнил свою мысль любимой поговоркой Новикова: - Лошадка везет исправно:
не взбрыкивает, вожжу чует.
И Аркадий подумал о Новикове. Когда они сдружились? Под Вильно? Нет,
пожалуй, под Смоленском. Конечно, под Смоленском! Тогда было?.. Жарко было!
Эскадрилья бомбила переправу. Утро - стеклышко: ни облачка в небесном
ультрамарине. С высоты понтонный мост, что волос, перекинутый через реку с
берега на берег. С запада тянутся к этому волосу изнуряюще длинные
темно-зеленые змеи. Гадючьим веером по всем дорогам ползут, ползут и ползут
они, то разбухая на развилках, то сжимаясь на прямых перегонах. И надо
остановить это продвижение. Тяжелая машина Новикова, призывно качнув
крыльями - делай, как я! - сквозь дымные хлопья разрывов наискось пошла к
земле. И вот перед глазами уже не волос, а грудастый понтонный мост с гулким
деревянным настилом. И сползаются к нему колонны танков, бронетранспортеров
с пехотой, артиллерия. Черные капли бомб сорвались из-под крыльев и,
покачивая стабилизаторами, устремились вниз. Понтоны вздыбились и, налезая
один на другой, разваливаясь, крошась на щепы, поднялись в воздух вместе с
взбаламученной водой. Река покрылась обломками. Плыли, покачиваясь на мелкой