"Владимир Николаевич Шустов. Человек не устает жить " - читать интересную книгу автора

клапан застежки, распахнул на груди комбинезон.
- Аркадий! - и опрокинулся в снег.
Открыв глаза, увидел над собой расстроенные, озабоченные лица
товарищей, шумно вдохнул холодный воздух и сел, придерживаясь за ветку
подмятой при падении сосенки.
- Таки-ие де-ела-а....
- Ничего особенного, - поспешно успокоил его Аркадий. Устал. И мы с
Михаилом отдохнуть не прочь. Как, Миша? - А сам думал: "Только бы ты не
свалился всерьез! Только бы не заболел!"
Придерживая Николая под руки, они спустились в овраг, перекрытый
поверху упавшей сосной. Дерево, смяв крону об отвесную стенку
противоположного ската, копьями вонзило нижние ветки в землю и обломило их
тяжестью прогнувшегося в середине ствола. Они, разойдясь в стороны, щерились
теперь частоколом крепостного палисадника. Верхние же ветви, отягощенные
снегом, нависли над землей многоступенчатыми козырьками. Под этой зеленой
крышей летчики и расположились на отдых. Для Николая быстро соорудили ложе
из тех же сосновых лап. Сами уселись возле: Михаил в изголовье, Аркадий в
ногах. Михаил разговаривал со штурманом, а Аркадий старался и никак не мог
припомнить что-то чрезвычайно важное: "Что же надо было сказать? Сделать?"
Временами ему казалось, что важное это уже на кончике языка, что еще одно
самое незначительное усилие мысли... и вновь в голове и перед глазами
картины лесного марша, стычки у полотна, поспешного бегства, обморока...
Голодного обморока?! "Голод. Еда!" Аркадий стряхнул с себя оцепенение,
отогнул манжетку комбинезона и посмотрел на циферблат часов: "Двадцать два
ноль-ноль. Можно!" Нашарив за спиной полевую сумку, перекинул ее на колени,
расстегнул, достал завернутые в тряпицу запасы и разделил все на равные
части. Михаил умолк. Он и Николай не могли равнодушно следить за тем, как
пальцы командира разламывают галеты и шоколад.
- Вот, - Аркадий помедлил. - Объявляю праздничный пир, настоящий!
Сегодня... сегодня, ребята, седьмое ноября. - И, нарушая долгую паузу,
вызванную сообщением, он взял дольку шоколада и поднял ее, как бокал. -
Предлагаю тост за крепкую веру, за успех, за то, чтобы прошли мы через все
беды достойно. Ну! Ад аугуста пер ангуста! - так, помнится, Алеша Сбоев
древних цитирует?
- Через трудности к высокому! - подхватил Михаил.
- Вот-вот, к высокому!
Заговорили о товарищах. И вошли в холодное лесное убежище веселый
балагур Сбоев, мрачноватый добряк Сумцов, верный суровый друг Новиков. Вошли
со своими шутками, сели в кружок, чтобы поддержать ребят с "голубой
двадцатки".
Странно было слышать среди пурги в глухом лесу смех. Но он звучал под
разлапистыми согнувшимися под тяжестью снега ветвями поверженной сосны. И
усталость отступила, и неудержимо потянуло к друзьям, которые, быть может, в
самый этот момент тоже отмечают праздничную годовщину. Правда, отмечают ее
не с кусочками сухарей в руках и не под стоны пурги, а за более или менее
богато сервированным столом в конференц-зале под приятный гул огня в
печке-времянке. Конечно, о ребятах с "голубой двадцатки" они уже сказали
доброе слово, выпили в их честь. За здравие или за упокой пили? Это не так
важно в конце концов! В любом случае тост был провозглашен за них.
- Пошагаем? - предложил Аркадий, поглядев на приободрившихся товарищей.