"Антон Шутов "Родимый человек"" - читать интересную книгу автора

пятьдесят шесть лет, её привезла в интернат родная сестра, с которой
они жили в деревне соседней республики. Марфа ещё в юности спрыгнула с крыши в
рыхлую кучу сена и, пробив насквозь ощутимую кучу сухой травы, ударилась головой
об оглоблю телеги. Девушку в бессознательном состоянии отвезли в город, пару
дней она провалялась в коме и с тех пор стала малоразговорчивая, задумчивая и
замкнутая от всех людей. Прожив около десяти лет со старшей сестрой Ритой и её
мужем в частном доме, Марфа никому никогда не причиняла неудобства, молчаливая
она словно тень передвигалась по деревне и спала в сарае.
Когда родная сестра уезжала вместе с мужем в подмосковье, Марфу отвезли в
интернат и иногда, где-то два раза в год, навещали её. Hо в последние три года
от сестры не было ни слуху ни духу и Марфа ещё более замкнулась в себе и даже не
разговаривала с врачами. У Марфы не было друзей и каких-то близких людей,
которых здесь называли "любовенники", она молча прогуливалась по посёлку, редко
улыбалась встречным, но всегда срывала длинный прут с первого дерева и
разметала пыль перед собой.
После завтрака она возвратилась в свою комнату и достала из под провонявшего
мочой и гнилью матраса большой белый сложенный вчетверо платок. Этот платок был
одним из немногих предметов её личного имущества, ещё была большая красная
пластмассовая расчёска, у которой вылетели больше половины зубьев, но для неё
расчёска представляла больше этическую ценность, чем бытовую. Её оставила после
последнего приезда три года назад её сестра Рита. Марфа часто ночами доставала
расчёску из под матраса и беззвучно плакала, вспоминая счастливую жизнь в
деревне.
Она неуклюжими короткими пальцами расстелила платок на кровати и, стараясь как
можно аккуратнее, разгладила все морщинки на слежавшейся ткани. Затем достала из
кармана четыре ломтя грубого ржаного хлеба, который давали в столовой и положила
в центр платка. Потом туда же положила расчёску.
Она переложила в небольшой карман платья весь свой капитал, который составлял
девяносто четыре копейки. Эти деньги не были пенсией, она находила их на улице,
то там гривенник, то тут копеечку подбирала она около продуктового сельского
магазина. Ей не были нужны деньги, по настоянию сестры, пенсию не выдавали Марфе
в руки, а откладывали в сейф, где накопленная сумма обычно хранилась
до приезда Риты и её мужа. А сейчас девяносто четыре копейки, которые она
хранила под подоконником Марфа забрала потому, что не намеревалась уже больше
никогда не возвращаться в эту палату, где она провела несколько десятков лет.
Марфа оглянулась и убедилась, что дверь её палаты закрыта и в комнате никого
из сожительниц нет. Она подняла подушку и отвернула покрывало, там лежало две
сырых картофелины, которые она вчера вечером выкопала руками из огорода,
находящегося на заднем дворе больницы. Вчера Марфа бережно пронесла их в комнату
и, тщательно обдув и протерев, спрятала. Сварить их было негде.
Картофелины тоже последовали в платок и марфа завернула концы материи, чтобы
удобнее было нести узелок и, окинув палату взглядом, тихонько вышла, притворив
дверь за собой.
Она уже подходила к дверям, как одна из медсестёр аккуратно подхватила её под
руку и повела в сторону дальнего кабинета. Марфа рассеянно глядела по сторонам
и, когда свет от распахнутой двери хлынул ей в глаза, она испуганно прижалась к
руке медесестры: за дверью стояли в ряд несколько стульев и клацала машинка
парикмахера, уже несколько обритых выходили навстречу Марфе, трогая гладкую
голову. Медсестра взглянула на узелок требовательно потянула его на себя, но
Марфа судорожно прижала свёрток к большой груди и сама развернула его перед