"Антон Шутов. Коэффициент натяжения" - читать интересную книгу автора

головной болью и жуткой жаждой покурить, но денег не
было совсем. Половину ночи ворочался, пытаясь уснуть,
но не тут то было - отдохнув днём, сон как рукой
смахнуло. Я оделся, захватил с собой коробок спичек на
случай первого встречного с сигаретами, достал из-за
книжного шкафа хрустящий, словно старые затхлые чипсы,
пакет и вышел на свежий воздух.
Hеобыкновенно тепло, по сравнению с сегодняшним
утром. Выпавший после обеда снег уже почти весь
растаял, в лужах кое-где всё равно скрипели льдинки. Я
прошёл пару кварталов и вдруг понял, что бесконтрольно
иду в сторону городской наркологии. Испугавшись самого
себя, я свернул в первый попавшийся дворик и сел на
скамейку под козырьком какого-то государственного
учреждения.
Впервые я попробовал героин четыре года назад.
Думал, что с первого раза ничего не почувствую, дозняк
был пустяковый. Hо потом жутко тошнило, я не мог
уловить сознание, ставшее тусклым и рассеянным, оно
стекало вместе с нитями слюны. Потом год не
притрагивался, не тянуло.
Около моей скамейки под козырьком мёртво мигает
лампочка сигнализации. Окружённая решётчатым защитным
колпаком, она как те решётки на окнах первого этажа
наркодиспансера. Туда помещали кого ни попадя,
сообщение между этажами под контролем вахты, но
творившаяся сумятица, несмотря на плевую вахту,
позволяла спокойно доставать дозу за дозой.
Весь курс лечения, который здесь называли жутким
словом "детоксикация", я чувствовал себя
паралоновой губкой, которую выжимают над
раковиной, пытаясь высушить. Мягкотелый и покорный я
позволял врачам всё - от капельницы, до мата, когда
меня тошнило в тазы с намалеванными на эмали косыми
цифрами. Считал всё это лестницей, по которой выберусь
из гнилой ямы. Теперь трудно забыть бордовые разводы
на грязной застиранной простыне, - это искусанные в
кровь пальцы, обломанные ногти и зазубрившееся
сознание метало меня в агонии в марево потного
слежавшегося и пахнущего хлоркой больничного белья.
Волнообразная кромка шифера, покрывавшего
козырёк, образовала целую сеточку висящих
подмороженных капелек, холод вытянул их в сосульки.
Одна из них - самая большая - приковала внимание
тусклым звёздным мерцанием, - это бледный фиолетовый
свет от фонаря, преломлялся и отражался в маленькой
водяной полусфере. Я зачарованно смотрел, как едва
заметно наливаясь, капля медленно увеличивается в
размерах и начинает дрожать сильнее.
А капля раствора на кончике уже повторной иглы,