"И.Сибирцев (Иван Худоногов). Сокровища кряжа подлунного (Фантастико-приключенческая повесть)" - читать интересную книгу автора

ВАМ ЭТО ПО ПЛЕЧУ

Ровный басовитый гул двигателей стал тише. Ракетоплан чуть заметно
качнуло, дрогнули, замигали молочно-белые глаза ламп у откидных столиков.
Стогов догадался: начинается снижение.
Еще час назад был Парижский аэропорт, понятная, но все-таки чужая речь,
радужные сполохи световых реклам, легкие стройные женщины в разноцветных
плащах-накидках и какой-то особенный запах - смесь бензинной гари,
жареного миндаля и конечно же, каштанов, которые цвели в ту весну особенно
буйно и трепетно.
Но все это Стогов вспомнил, осознал, увидел лишь сейчас, когда Париж уже
остался далеко позади. А тогда, час назад, он не замечал ни разноголосой
сутолоки международного аэропорта, ни зарева рекламных огней, ни пряного
парижского воздуха. Там, в аэропорту, рядом со Стоговым стояла высокая, не
по годам стройная, девически тонкая женщина с худощавым лицом в ореоле
пышных золотистых волос.
Нечастыми были встречи этих двух людей. Но когда встречи все же случались,
не было для Стогова и его спутницы ничего вокруг, был только их дорогой,
тщательно оберегаемый от всех мир, который годами несли они в своих
сердцах...
Да, всего лишь час назад Стогов стоял на парижской земле и рядом с ним
была его далекая подруга, а вот теперь в иллюминаторе розовеют, пенятся
светом плотные облака. Еще минута - и под крылом ракетоплана открывается
золотая россыпь бесчисленных огней... Огни повсюду, кажется, что золотые
искорки заполнили всю землю, сверху видно, как огни то вытягиваются в
строгие цепочки, обрамляя черные ущелья улиц, то сплетаются в причудливые
ожерелья вокруг просторных площадей...
- Москва! Граждане пассажиры, готовьтесь к выходу, - прозвучал в дверях
голос стюардессы.
Еще несколько минут нетерпеливого ожидания, и Стогов прямо с нижней
ступеньки трапа попал в крепкие объятия сына Игоря. Как любил профессор
этого подвижного, коренастого юношу, не без удовольствия узнавая в нем
себя, такого, каким был, увы, тридцать лет назад. Все в сыне было
фамильное, стоговское: и невысокая мускулистая фигура, и массивная гордо
вскинутая голова, и пышные темно-каштановые волосы, и сухощавое, чуть
удлиненное книзу лицо, точно согретое и освещенное серыми глазами, которые
смотрели то строго и взыскательно, то ласково и детски удивленно. Не было
у сына только серебристой россыпи седины в волосах и тронутой сединой
остренькой темно-каштановой бородки да глубоких борозд на выпуклом
бугристом, скульптурно вылепленном лбу. И как хотелось старшему Стогову,
чтобы как можно дольше сохранилось у сына это отличие.
Михаил Павлович уселся рядом с Игорем на заднее сиденье машины, включил
автоматическое управление, автомобиль теперь не нуждался в контроле и
помощи человека. Мягко шуршали по асфальту колеса, в машине воцарилась
напряженная тишина и, наконец, Михаил Павлович не выдержал, нарушил ее:
- Как в лаборатории, Игорь?
Стоговы внимательно поглядели друг другу в глаза, наконец, младший
негромко проговорил:
- Пока, отец, плохо. Никаких следов.
Михаил Павлович ничего не ответил, несколько минут он сидел, отвернувшись