"Элис Сиболд. Почти луна " - читать интересную книгу автора

Мать уставилась на меня. Ужасный бездонный взгляд. Она надулась, нижняя
губа выпятилась и задрожала. Она собиралась заплакать. Я вышла из комнаты и
направилась в кухню. Когда бы я ни приезжала, у меня всегда находилось море
причин проводить бесконечные часы, предназначенные для матери, в любой
комнате дома, кроме той, в которой сидела она. Начался тихий скулеж, который
я слышала всю жизнь. Ноты этого скулежа сочетались так, чтобы бить на
жалость. Отец, вот кто всегда бросался утешать ее. После его смерти это
выпало мне. Двадцать с лишним лет с большим или меньшим усердием я
заботилась о ней, бросалась на помощь, когда она звонила и говорила, что ее
сердце вот-вот разорвется, таскала ее по врачам, визиты к которым учащались
по мере того, как она старела.
Позже, днем, я стояла на крытом заднем крыльце, подметая соломенный
половик. Я оставила дверь на волосок приоткрытой, чтобы слышать мать. А
затем через облако пыли, которое окутывало меня, пробился безошибочно
узнаваемый запах дерьма. Матери понадобилось в уборную, но она не могла
встать.
Я бросила веник и побежала к матери. Вопреки затеплившимся во мне на
мгновение надеждам, она не умерла и не претерпела сопутствующего опорожнения
кишок. Не умерла в своем собственном доме, как, возможно, хотела. Вместо
этого она, живехонька, обгадилась и восседала в кресле.
- Номер два! - сообщила она.
На этот раз улыбка отличалась от улыбки "Суки". В "Суке" была жизнь. Но
эта улыбка была мне неведома. Она не содержала ни страха, ни злобы.
Часто, излагая события того дня своей младшей дочери, Саре, я слышала
от нее, что, сколь бы она меня ни любила, она не станет меня переодевать и
менять подгузники, когда я состарюсь.
- Я кого-нибудь найму, - говорила она. - Лучший повод стать богатой и
знаменитой - чтобы не приходилось самой это делать.
Запах мгновенно заполнил комнату. Я дважды возвращалась на крыльцо,
чтобы хорошенько вдохнуть пыльного воздуха, и думала лишь о том, как
привести мать в тот вид, в каком она хотела бы предстать. Я понимала, что
должна вызвать "скорую". Я чувствовала, и уже довольно давно, что матери
недолго осталось, но не хотела, чтобы она явилась в больницу, заляпанная
дерьмом. Ей это не понравилось бы, ипотому то, что всю жизнь было для нее
самым важным - внешний вид, - стало самым важным и для меня.
Последний раз вдохнув воздуха на крыльце, я вернулась к ней. Она больше
не улыбалась, но была крайне взволнована.
- Мама, - сказала я и тут же преисполнилась уверенности, что она не
вспомнит имени дочери, которая это произнесла, - я собираюсь помочь тебе
почиститься, а потом мы кое-кому позвоним.
"Ты никому больше не позвонишь", - подумала я, но совершенно без
жестокости.
И почему только практичность постоянно воспринимают подобным образом?
Дерьмо есть дерьмо, а истина есть истина. Вот и все.
Я встала перед ней на колени и заглянула в лицо, ненавидя ее больше,
чем кого бы то ни было когда бы то ни было. И все же протянула руку, словно
мне в конце концов позволили коснуться величайшей драгоценности, и пробежала
пальцами по ее длинной серебристой косе.
- Мама, - прошептала я.
Слово повисло в воздухе. Ни отголосков, ни ответа.