"Элис Сиболд. Почти луна " - читать интересную книгу автора

Но сырость раздражала ее. Скажем, как улитку, застигнутую солнечным
светом, отчаянно стремящуюся удрать от того, что причиняет ей боль. Я
поднялась с колен и склонилась над ней. Прижалась плечами к ее плечам, следя
за тем, чтобы не навалиться на них. Я согнулась, как игрок в американский
футбол, выполняющий захват, затем выпрямилась. Она оказалась одновременно
легче и тяжелее, чем я ожидала.
Поставить ее оказалось несложно, но, едва коснувшись пола, она обвисла
в моих руках. Я ничего не могла делать, не уронив ее, в результате чего мы
обе оказались бы на полу. Приноровившись держать ее полный вес, я невольно
вспомнила об отце, который год за годом нес это бремя, извинялся перед
соседями, утирал ее обильные слезы; и о том, как это тело вновь и вновь
принимало его, словно кадушка теста, покуда двое не сливались в одно.
И тогда мне тоже захотелось заплакать. Близится конец и нас самих, и
домашних секретов. Мне сорок девять лет, а матери - восемьдесят восемь. Отец
мертв почти всю жизнь моего младшего ребенка - скончался через несколько
месяцев после того, как Саре исполнилось четыре. Ей никогда не узнать всей
меры его кротости, никогда не играть в мастерской среди его трижды
проклеенных деревяшек. Я подумала о мутантных лошадках-качалках, гниющих в
сарае, и мои руки, на которых висела мать, опасно дрогнули. Как дом и моя
жизнь изменились после его смерти!
Я потащила мать, которая, я чувствовала, пыталась мне помочь, вверх по
лестнице, ведущей в ее ванную. Я сомневалась в собственном здравом уме. Не
понимала, как мне пришло в голову, что подобный подвиг возможен. Она, должно
быть, весит не меньше сотни фунтов, а я, несмотря на регулярные занятия
фитнесом, обязательные для женщины средних лет, никогда не поднимала больше
шестидесяти. Ничего не вышло. Я рухнула на ступеньки, а обгадившаяся и
мокрая мать - на меня.
Задыхаясь на покрытых ковром ступеньках, я все же не сдавалась. Я была
полна решимости отмыть мать и переодеть в свежую одежду до того, как вызову
"скорую". Пока мы лежали там и ее вес становился привычен, словно то
странное ощущение, когда тебя пригвождает к постели задремавший любовник, я
обдумывала варианты. Можно отнести ее в ванную на спине и попытаться помыть
из раковины. Еще есть кухня. Но к чему мне ее прислонить? Как держать и мыть
одновременно, не говоря уж о грязной воде по всему полу и возможности
поскользнуться и расколоть обеим черепа?
Мать начала похрапывать. Ее голова откинулась назад, так что мне были
видны старые пятнистые лицо и шея. Я смотрела на ее скулы, заостренные, как
обычно, болезненно выпирающие из мертвенно-бледной плоти.
"Кто полюбит меня?" - подумала я, но отогнала возникший вопрос
картинкой листьев березы в закатном солнце.
Я провела здесь весь день. Даже не позвонила, чтобы отменить занятие в
У эстморе. Воображение рисовало пустой помост в классе рисунка с натуры для
начинающих, студентов за мольбертами, с ненужными угольными карандашами в
руках, смотрящих туда, где меня нет. Я знала, что, если не пошевелюсь, мать
может проспать часы и опустится ночь. Я представила, как моя подруга Натали
ищет меня в залах корпуса искусств, тщетно расспрашивает студентов в классе.
Натали позвонит мне домой - возможно, приедет, одна или с Хеймишем, своим
сыном. Дверной звонок огласит пустой дом, и Натали решит, будто что-то
случилось со мной, или с Сарой, или с Эмили.
Просунув руки под мышки матери, я чуть оторвала ее плечи от покрытых