"Андрей Сидоренко. Заяабари (походный роман)" - читать интересную книгу автора

определенной удаче мог бы достигнуть, но такой путь долог и тернист, а жизнь
коротка, и директором быть хочется. Поэтому он решил создать свой
собственный маленький институтик и сразу же его возглавить. А чтобы
возглавленный народ не скучал, придумал им занятие, которое было, по сути,
развитием его последней технической мысли в пору работы в Сибирском
институте. Занимался он тогда конструированием сканера - прибора для снятия
копии с изображения с помощью компьютера. Прибор, естественно, не имел
аналогов в мире и мог запоминать объемные объекты с ужасной точностью. Зачем
вещь народному хозяйству, я никак до сих пор в толк не возьму, хотя выслушал
подробный доклад Брызгалова. Наверное, зачем-то и нужна, мне просто
невдомек, как невдомек и покупателям, потому что с реализацией технического
чуда есть проблемы. Тем не менее Брызгалов является директором собственного
научного учреждения. И если на институтской скамье он взращивал в глубине
души тщеславные устремления к высоким административным постам в науке, то
мечты можно считать осуществленными и теперь можно продолжать жить дальше в
направлении новых свершений. Но два здоровенных чудовища-предприятия: одно -
торговое, другое - научное держат его на привязи наглухо в позе святого
распятия на придуманном им же самим кресте. Дома его вид начали забывать
из-за того, что папа решил уничтожить себя ради науки и торговли. Я не
думаю, что Брызгалов - жертва обстоятельств. Его душевная потребность
пожертвовать собой во имя чего-то находит свое практическое применение при
любом устройстве общества. При социализме жизнь Брызгалова, его внешний вид
и бешеный блеск очей говорили о том, что он готов принести себя в жертву
отечественной науке и умереть при конструировании чего-то важного для
народного хозяйства. Капитализм всего-навсего изменил форму
жертвоприношения, и Брызгалов стал убиваться приемлемым для нового
социального устройства способом.
Я приехал к Андрею на службу отдать честь и уважить наше общее прошлое.
Он повзрослел, но, как и прежде, был нечесаный и бородатый. Несмотря на
занимаемый высокий пост, на работу ходил в свитере и любил сидеть на
подоконнике, демонстрируя наличие внутреннего душевного комфорта, вполне
достаточного для того, чтобы наплевать на комфорт внешний.
Мы стояли у подоконника отлично меблированного офиса. С удовольствием
бы сел, но Андрей не предлагал, а я скромничал и продолжал терпеть
неудобства. Тяга к подоконникам у Брызгалова имеет, наверное, ту же
глубинную внутреннюю природу, что у котов.
Лет десять назад, пролетая над Сибирью из Сахалина в Крым, решил по
дороге заскочить в Новосибирск и заглянуть к Брызгалову в гости. Он сразу
отвел меня на кухню, толстыми ломтями настрогал колбасу, положил ее на
подоконник и призвал меня угощаться. Сам же открыл бутылку вина, раскурил
сигарету и замер в комфортной позе курильщика, упершись задом в подоконник с
колбасой. Садиться тогда он тоже не предлагал.
Встреча с Брызгаловым у офисного подоконника отбросила невольно мое
сознание к событиям десятилетней давности, и я испытал радость от ощущения
огромного промежутка времени.
Как всегда, Брызгалов курил и болтал языком, а я молчал и слушал.
Говорил он о работе, о сканерах и еще о чем-то. Мне было все равно, что он
там несет, я просто радовался встрече и удивлялся тому, что высокие посты и
деньги не очень сильно его изменили. Мысли мои то и дело уносились в
студенческую общагу города Долгопрудный через пространство и время и