"Александр Силецкий. Ночь птичьего молока (Журнал "Даугава", 1987, N 8)" - читать интересную книгу автора

Семибратов со знанием дела отправлял в желудок, крякая и причмокивая
всякий раз, и только после этого, с тихой радостью на душе, отправлялся
дальше.
И по мере того, как приближался он к своему дому, в голове его
созревала удивительно простая, но вместе с тем значительная мысль, вернее,
целый праздничный набор мыслей, в чем-то одинаковых и следующих неотступно
одна за другой:
"Ну, уж теперь я точно заживу по-человечески. Бесплатный стол,
понимаете ли, пей-ешь чего душа пожелает! Сказка!.. Денег останется -
куча! Тут-то я и телевизор, наконец, цветной куплю, японский - видео с
порнухой! - и магнитофон хороший, импортный конечно, и костюмов себе нашью
- на каждый день по костюму, и квартиру новой мебелью обставлю, да не
какой-нибудь, а все импортной опять же, наимоднейшей, в кооператив блатной
вступлю, чтоб было комнат пять-шесть, книги у барыги подберу толковые,
ковры кругом настелю - пусть все видят, что и мы не лыком шиты! с
ускорением живем, по перестройке! - и картины по стенам развешу, а жене я
шубу куплю соболиную, броши всякие, колечки да браслеты, а там, глядишь, и
на автомобиль поднакопится - эх, вот красота начнется, все от зависти
лопнут, только и разговоров будет: "О, Семибратов не простак, живет
умеючи, законно, ему палец в рот не клади! - а все почему? - да потому,
что скатерть-самобранка у него есть, чудо, жар-птицу в руках своих держит,
заработал, понимаете ли, заслужил!.."
Наконец добрался он до дома и встал, гадая, явились гости или еще нет,
- от этого зависело многое, и в частности, в какой форме следует подать
свое приобретение.
Семибратов форме, пусть даже пустяковой, всегда придавал немалое
значение.
Как говорится, знал, что делал.
Налетел порыв холодного ветра и взмел возле ног Семибратова легкую
поземку.
Василий поежился и счастливо хихикнул. Потом толкнул парадную дверь и
вошел в подъезд.
В подъезде стоял терпкий елочный запах и весь кафельный пол был усыпан
зеленой хвоей, в тусклом свете лампочки похожей на кучки обгорелых спичек.
Засунув палец в отверстие почтового ящика и не обнаружив никакой
запоздалой корреспонденции, Семибратов беззаботно засвистел, достаточно
фальшиво выводя мотив какой-то модной песенки, которую трижды на день
передавали по радио вот уж целую неделю, затем еще раз ощупал заветный
сверток и лишь тогда направился к лифту.
Однако лифт не работал, так что Семибратову пришлось пешком подниматься
на шестой этаж, и на всем пути его преследовал одурманивающе-сочный запах
елок, а из квартир тем временем летели музыка и шум предновогодней суеты.
Возле своей двери, тяжко отдуваясь, Семибратов чуть замешкался,
прислушался, потом довольно крякнул и вонзил в замочную скважину ключ с
подвешенным брелком - космической ракетой на цепочке, полтора рубля ценой.
Он на цыпочках вошел в переднюю, неслышно притворил за собой дверь,
скинул на вешалку, забитую чужими манто и разностильными дубленками, свое
старенькое, в мелкий ворс, пальто и кроличью - под пыжика - ушанку и с
воплем: "Катенька, а вот и я, что я тебе принес!" - влетел в столовую -
она же спальня и она же кабинет, - где за раздвинутым столом, выглядывая