"Александр Силецкий. Для начала-вечность" - читать интересную книгу автора

Хотя... В общей какофонии предвечернего леса ему вновь почудились чьи-то
голоса.
Люди... Совсем рядом... Вот удача!
С надеждой пробудились силы.
Еще несколько отчаянных бросков, и перед ним открылась лужайка, покрытая
цветами, - точно дно волшебного солнечного колодца.
Посреди поляны дымился костер, а у костра вели беседу трое, в удивительных
меховых костюмах, с большими ранцами за спиной, в ботинках с немыслимо
длинными носами.
Лица незнакомцев были смуглы, почти черны, а волосы, как у холеных
жеребцов, мягкими белыми гривами живописно развевались при каждом
дуновенье ветерка.
Странные субъекты. В этакой глуши...
Тем временем незнакомцы тревожно завертели головами, будто учуяв
непрошеного гостя, потом один из них встал и сделал неуверенный шаг в
сторону Вадима.
При этом он как-то по-особенному ставил ноги, словно нащупывал носком
ботинка почву перед собой. И глаза его, устремленные в одну точку, мимо
Подушкина, смотрели безучастно, неподвижно, как у слепца.
Но даже удивиться всему этому у Вадима уже не оставалось сил, как,
впрочем, и заметить сразу, что переговариваются незнакомцы на совершенно
непонятном языке. Подушкин просто лежал, едва выглядывая из кустов, и ждал
- вот все, на что он был сейчас способен.
Незнакомец вдруг остановился.
Взгляд его по-прежнему был устремлен в пустоту.
Двое у костра, прервав разговор, о чем-то его спросили.
Незнакомец ответил громко и ясно, без малейших интонаций. Он немного
потоптался на месте и снова застыл, словно и не представлял, что же делать
дальше.
Мать честная, осенило неожиданно Вадима, да ведь он меня и впрямь не видит!
Это определяло многое.
Прежде всего, это было страшно - само по себе. А во-вторых...
Если встал незрячий, мелькнула отчаянная мысль, выходит, и те двое - такие
же! Трое слепцов... Одни в тайге, вдали от всякого жилья... И как сюда
попали, как?
Отринув боль, Вадим из последних сил рванулся из кустов, навстречу
незнакомцу.
Заслышав шум, тот вздрогнул и неуверенно переступил с ноги на ногу.
И тогда Подушкин приказал себе: пора!
Чувство абсурдности происходящего, подлинно кладбищенского кошмара
уступило жестокому и неодолимому желанию жить. Как угодно, но - жить!
- Послушайте, - позвал Вадим, - кто бы вы ни были, помогите мне.
- И-и... есть... человек? - не глядя на него, нелепо растягивая каждый
звук, спросил незнакомец.
Подушкин ощутил, что все его существо захлестывает волна животного ужаса.
Как не люди, мелькнула несуразнейшая мысль. Но кто тогда?
- Есть... человек? - повторил вопрос незнакомец.
Или местные, с тупой надеждой подумал Подушкин, какая-нибудь народность,
которую никто не знает? Хотя они со мной заговорили - стало быть,
по-русски понимают...