"Александр Силецкий. Потешный двор" - читать интересную книгу автора

сцены мне не забыть до конца моих дней, на наших глазах животное внезапно
обрело разумные черты и в нем проснулось явственное осознание, что и оно не
хуже остальных, вот только бородавка на носуs действительно - ах, если б не
было ее!..
Левушка ощупал свой нос, свое прыщавое, перепачканное зеленкой лицо и
неожиданно подмигнул собственному отражению, и тотчас знакомая улыбка
заиграла на его губах, рука поднялась, чтобы поскрести макушку, но
наткнулась на шляпу, и та полетела на землю.
Левушка не торопясь повернулся к нам, и улыбка, прежняя бессмысленная
улыбка его, стала еще шире.
- Ишь тыs - сказал бесцветным голосом Левушка, а глаза смотрели
растерянно и вопрошающе.
Глядя на него, мы снова захохотали.
И тут, откуда ни возьмись, перед нами выросла Левушкина мать - она
стояла секунду молча, лишь размазывая по щекам слезы, потом вдруг схватила
с земли палку и что есть силы ударила сына.
- Кретин! - задыхаясь, прохрипела она. - Сволочь ненормальная! Над кем
глумишься? Чью шляпу надевал? Господи, зачем я родила такого идиота?! А
вы, - она с ненавистью обернулась к нам, - вы пожалеете!
Она еще раза два или три ударила Левушку, а он громко сопел,
раскачиваясь из стороны в сторону и даже не пытаясь отстраниться,
защититься от ударов, и только тупо улыбался да вздрагивал всякий раз,
когда палка касалась его тела, и недоуменно почесывал макушку.
Какая-то невероятная, нечеловеческая покорность была во всем его
облике, и нас это, признаться, тогда потрясло, уж чего-чего, а такого мы
никак не ожидали.
Отлупив сына, мать швырнула палку под ближайший куст, подхватила шляпу
и, не переставая в голос рыдать, затрусила к катафалку, уже набитому до
отказа всякими родственниками и знакомыми покойного, втиснулась в салон,
дверцы тяжко схлопнулись, и катафалк, минуты три пролавировав среди
дворовых канав, укатил.
Левушкина мать ничего, как ни грозилась, нам не сделала, тем не менее
дней пять мы ходили присмиревшие и Левушку не задирали.
Потом, правда, все пошло по-старому, да иначе и быть не могло, но мне
не хочется об этом вспоминать - и не потому, что потом стало еще хуже, не в
этом дело, ведь куда уж хуже, личность Левушки вызывала в нас прежние
чувства, несмотря на тот инцидент, уж слишком потешен он был, этот Левушка,
и жалеть его больше недели мы не сумели бы ни при какой погоде.
Боюсь только, чересчур однообразными окажутся мои подробные
воспоминания; эпизод же со шляпой и тот злополучный день, что предшествовал
ему, мне кажутся в какой-то мере переломными, не для Левушки, нет, хотя
беру свои слова обратно, именно для него, а уж во вторую очередь - для нас,
просто это нам представлялось тогда, что на него все события не произвели
никакого впечатления.
Я давно, почти десять лет, как уехал из нашего дома и живу теперь на
другом конце города, правда, я встречаюсь с прежними друзьями, но все реже
и реже: нынче все такие занятые стали, а наш развеселый двор я за эти годы
так ни разу и не навестил, и потому не знаю, не представляю даже, что
поделывает Левушка. Мои приятели разъехались еще раньше меня: я -
последний, кто из ребят моего поколения покинул этот дом.