"Мигель Отеро Сильва. Пятеро, которые молчали" - читать интересную книгу автора

Остальные арестованные ни при чем. О плане покушения они и знать не знали.
Встречались со мной в последнее время только по вопросам партийной
пропаганды. О покушении никто не знал". Агент записал мои слова в бл окнот,
и с той минуты меня били не переставая. Дежурные менялись два раза в сутки.
Днем били одни, ночью другие. Все больше молодые парни, лет что-нибудь около
двадцати. В такие годы сердце у человека еще не зачерствело, жалость
понимает. А эти.. . все-то человеческое сгубила в них подлая служба! Я даже
не слушал, что они спрашивали. Горло мое пересохло, словно стеклом, толченым
набито, и я только хрипел: "Не знаю!", "Не знаю!" "Не знаю!"

(Наша партия оказалась неподготовленной для подпольной борьбы.
Живу я, как заяц в лесу, скачу от пристанища к пристанищу. День - у
друга, день - у знакомого. Люди эти не всегда надежные. От политики
далеки, целей борьбы не понимают, опасностей побаиваются. И уж
непременно в таком доме найдется человек - жена, теща, тетка, брат, -
которому ты как кость в горле. Ты для него подозрительный, из-за тебя
он сна лишился, так на кой ты черт ему нужен? Этот человек не донесет:
он не доносчик, а главное - боится навредить себе и своим ближним. Но
он делает все, чтобы ты ушел восвояси. Он громко жалуется на нехватку
продуктов. Войдет с улицы и начнет говорить о каких-то типах, которые,
как он уверен, ведут за домом слежку. Поговорит по телефону и потом
заявляет, что знакомые якобы предупредили его о налете полиции. Одним
словом, тебя окружает глухая враждебность, и выносить ее очень трудно.
Скитания привели меня в скромную квартирку любовницы одного друга,
нашего человека. Думал, хоть здесь отдышусь. Квартирка на третьем
этаже, о двух комнатах. Одну занимает почти целиком двухспальная
кровать, в другой устроено что-то вроде приемной. Здесь, в приемной,
хозяйка и вешает для меня гамак. Мой друг приходит, чтобы переспать с
этой сорокалетней дамой, а она, не только в самом соку, но и ревнива
до бешенства, по ночам донимает его слезами и упреками даже за
пустячное опоздание. Конечно, мое дело - сторона, живу себе. Но вот
однажды ночью слышу через дверь, как женщина грозит моему приятелю:
"Если я узнаю, драгоценный, что ты меня обманываешь, я тут же донесу
на этого типа. Посмотрим, что тогда ты запоешь!" Разумеется, не
дожидаясь рассвета, я беру туфли в руки и в одних носках спускаюсь по
лестнице.)

- Два дня подряд меня били. Я по-прежнему молчал. Тогда они решили
пытать меня холодом. В камеру вплыл огромный брус льда, что-то больше метра
в высоту. Я прикинул: в ширину человек уместится на нем вполне, длины же не
хватит на голову и ступни ног. Точно так и вышло, когда меня, голого, со
стянутыми за спиной руками, бросили на этот брус. Сперва я почувствовал
липкий холод, затем сухое жжение, наконец колючую боль. Казалось, будто лежу
я на кактусах и в тело вонзились тысячи шипов. Но потом спина и ноги
омертвели, и я уже ничего не чувствовал, кроме жуткой рези в запястьях. Все
эти дни наручники впивались зубцами в мясо, рвали его в клочья. А теперь,
когда я лежал на руках всем телом" зубцы достигли уже кости - так углубились
раны. Трижды я терял сознание и падал с бруса на пол. Агенты ждали, когда я
приду в себя, и снова укладывали на ледяной помост. А пока укладывали,
старались еще ударить плоской стороной клинка. И это было во сто крат