"Мигель Отеро Сильва. Пятеро, которые молчали" - читать интересную книгу автора

- Заказывай панихиду. Последний ход.
- Тридцать два. Мы вышли.
- Сапожники!
Изредка ветер приносил откуда-то издалека звуки музыки: видимо, кто-то
из тюремных надзирателей слушал радио. Однажды ночью Парикмахер вскарабкался
на поставленную стоймя к стене железную койку и карандашом, сбереженным
Бухгалтером при обыске, просверлил в картоне на слуховых окошках отверстия.
Крохотные дырки позволяли увидеть только однообразную полосу серой стены.
Зато слышнее стала музыка: незатейливые вальсы, ударные инструменты
антильских негров, мужественные аккорды национального гимна.
В то воскресенье утром они поймали обрывки репортажа о матче бейсбола:
- ...Мяч летит вверх, вверх... со счетом один - ноль выигрывает
команда... сенсационная игра...
Журналист и Парикмахер спорили, пытаясь по голосу и манере вести
репортаж определить личность комментатора. Оба они были заядлыми
болельщиками, знали по именам всех видных спортсменов и следили за их
успехами. Как "и следовало ожидать, они разошлись во мнениях относительно
достоинств и слабостей своих фаворитов.
Именно эта банальная размолвка на спортивной почве послужила Журналисту
поводом, чтобы поведать о своих горьких испытаниях. Вернее, он перешел от
спора к рассказу без всякого повода, просто по ходу препирательства.
- Более чем посредственный игрок, - убежденно заявил он о спортсмене,
которого Парикмахер считал звездой первой величины.
- Твое дело - политика, - возразил Парикмахер, задетый за живое. - У
тебя есть призвание, есть способности. Но в спорте ты ни черта не смыслишь и
порешь бред собачий.
- Дело в том, дорогой, что как раз к политике-то я и не испытываю
никакого влечения, - усмехнулся Журналист. - Политика, как трясина, засосала
меня вопреки моей воле,
- Кто тебе поверит, - вмешался из своего угла Бухгалтер. - Сколько я
тебя знаю, ты только и говоришь о политике, и вся твоя жизнь связана с
политикой.
- Выходит, плохо ты меня знаешь, - отрезал Журналист.
Бухгалтер улыбнулся и с наигранной наивностью спросил:
- Тогда, может быть, ты нам скажешь, за что ты очутился в этой камере?
За пристрастие к черной магии? За любовь к животным? Или тебя завлекла сюда
песней сирена?
Лицо Журналиста стало серьезным.
- Да, все началось Первого мая прошлого года, - начал он. - Руководство
нашего профсоюза решило послать своего оратора на рабочий митинг.
Манифестация была запрещена полицейскими властями, но рабочих это не
остановило. Ну, поскольку мне было что сказать - кое-какие факты бередили
мне с некоторых пор сердце, - то я предложил: буду выступать я, если нет
возражений. Товарищи наградили меня аплодисментами. Полицейские, как и
следовало ожидать, разогнали манифестацию стрельбой из автоматов как раз на
середине моей речи, однако меня никто пальцем не тронул. Зато вечером, когда
я приехал домой и только-только вызвал лифт, чтобы подняться к себе в
квартиру, из темноты подъезда вышли два агента, велели мне следовать с ними.
Два месяца сидел под арестом - ни допросов, ни пыток. Единственное
неудобство - грязная камера и соседство с бандитом-рецидивистом, отправившим