"Роберт Силверберг. Как все было, когда не стало прошлого" - читать интересную книгу автора

роде. И мальчик по имени Джон. Что же с ними случилось?
- Они были пассажирами межконтинентального воздушного лайнера
5-го сентября, рейс сто три - Копенгаген-Сан-Франциско. Ракетоплан
разгерметизировался над Арктикой в результате взрыва. Никому не
удалось спастись.
Халдерсен выслушал все это совершенно спокойно, словно ему
рассказывали про убийство Юлия Цезаря.
- А где в это время был я?
- В Копенгагене, - ответил робот. - Вы собирались вернуться в
Сан-Франциско вместе с семьей, однако согласно вашему личному делу,
хранящемуся в больнице, вы вступили в чувственную связь с женщиной по
имени Мари Расмуссен, встреченной вами в Копенгагене, и вернулись в
отель, когда ехать в аэропорт было уже поздно. Ваша жена, видимо,
осведомленная о причине вашей задержки, решила не дожидаться вас.
Последующая смерть ее и ваших детей привела к появлению у вас
сильнейшего чувства вины, так как вы считали себя ответственным за все
происшедшее.
- Такую позицию я и _должен_ был занять, - сказал Халдерсен. -
Преступление и наказание. Моя вина, моя огромная вина. Я всегда
слишком болезненно относился к греху, даже когда грешил сам. Из меня
вышел бы отличный ветхозаветный пророк.
- Желаете выслушать дальше, сэр?
- А что там дальше?
- В архиве есть доклад доктора Брайса, озаглавленный: "Комплекс
Иова". Изучение гипертрофированного чувства вины.
- От этого меня избавь, - сказал Халдерсен. - Можешь идти.
Он остался в одиночестве.
"Комплекс Иова? - подумал он. - Не слишком-то подходит, а? Иов не
был грешником, и все же постоянно подвергался наказанию. Порой просто
из-за прихоти Всемогущего. Я бы сказал, что мое с ним отождествление
носит несколько поверхностный характер. Тут скорее Каин: "И воззвал
Каин к Господу: "Наказание мое больше, чем я могу вынести" [Ветхий
Завет. Книга Бытие, гл. 4, ст. 13.]. Каин был грешником. В моем же
случае согрешил я, а Эмили умерла за это. Когда? Одиннадцать,
пятнадцать лет назад? Теперь я не знаю об этом ничего, кроме того, что
только что сказал мне робот. Я бы определил это как искупление
забвением. Я искупил свой грех и отныне свободен. Мне больше незачем
здесь оставаться. Врата узки и извилист путь, в жизнь ведущий, и мало
число тех, кто его отыщет. Мне надо идти. Может быть, я чем-то смогу
помочь другим".
Он завязал пояс купального халата, напился воды и вышел из
палаты. Никто его не остановил. Лифт, похоже, не работал, но он
отыскал лестницу и спустился по ней, хотя его отвыкшие от движения
суставы чуть ли не скрипели. Ему год, если не больше, не приходилось
ходить далеко. На первом этаже царил хаос: повсюду сновали
возбужденные доктора, санитары, пациенты, роботы. Роботы вовсю
старались успокоить людей и вернуть каждого на свое место.
- Разрешите, - решительно и спокойно повторял Халдерсен,
прокладывая себе путь. - Разрешите. Разрешите, - он вышел, так никем и
не задержанный, через центральный вход. Воздух был свеж, словно