"Роберт Силверберг. Умирающий изнутри" - читать интересную книгу автора

- Ты даже записки не оставила. Ни слова объяснения. Ты убежала так
стремительно.
- Извини, Дэвид.
- Потому что во время своего путешествия, ты кое-что поняла во мне, да?
- Давай не будем об этом. Все кончено.
- Я не хочу, чтобы все было кончено.
- Я хочу.
Я хочу. Словно огромные ворота захлопнулись прямо перед моим носом. Но
я не собирался позволять ей бросить дом. Я сказал, что она оставила у меня
свои вещи, книги, одежду. Ложь: она забрала все подчистую. Но мои слова
звучали убедительно и она начала думать, что это могло быть правдой. Я
предложил принести ей вещи прямо сейчас. Она не хотела, чтобы я приходил.
Она сказала, что предпочла бы вообще больше не видеть меня. Так было бы
лучше. Но в ее голосе не хватало убедительности - он звучал слишком высоко
и гнусаво, чем когда она говорила искреннее. Я знал, что она еще любит
меня: даже после лесного пожара выживают обгоревшие деревья и весной
зеленеют вновь. Так я говорил себе. Как я был глуп. В любом случае она не
смогла бы сразу отпихнуть меня. Если бы она не взяла трубку, а теперь она
поняла невозможность отказать мне. Я говорил очень быстро и ее это
утомило.
- Ладно, - согласилась она. - Заходи. Но ты зря потратишь время.


Было уже около полуночи. Летний воздух, чистый и немного липкий,
намекал на возможный дождь. Звезд на небе не видно. Я стремительно несся
через весь город, потрясенный горечью разбитой любви. Квартира Ларкина
находилась на девятом этаже громадной башни из белого кирпича в дальнем
конце улицы. Встретив меня, он нежно и с сожалением улыбнулся мне, словно
говоря: несчастный ублюдок, тебя ранили, ты истекаешь кровью и снова
лезешь на рожон. Ему было около тридцати, коренастый мужчина с
мальчишеским лицом, длинными, неуправляемыми, вьющимися каштановыми
волосами и широкими неровными зубами. Он излучал тепло, симпатию и
доброту. Я понял, почему Тони бросилась к нему.
- Она в гостиной, - сразу сказал он. - Налево.
Квартира была просторна и безупречна. По стенам плясали цветные пятна,
в шкафах с подсветкой выставлены предметы искусства доколумбовой эпохи,
странные африканские маски, хромированная мебель - невероятная квартира,
вроде тех, фотографии которых помещают в журнале "Санди Таймс". Гостиная
была сердцевиной всего зрелища - огромная комната с белыми стенами и
длинным изогнутым окном, из которого открывалась великолепная панорама
Куинса через Ист-ривер. Тони сидела в дальнем конце комнаты, у окна, на
квадратной кушетке, обитой темно-синим с золотом. Она была одета в старую,
неряшливую одежду, странно контрастирующую с царившим вокруг великолепием:
изъеденный молью красный свитер, который был мне противен, короткая черная
юбка, темные чулки. Она резко откинулась назад, облокотившись на локоть и
неуклюже выставила ноги. Эта поза делала ее костлявой и непривлекательной.
В ее руке дымилась сигарета, а пепельница перед ней была полна окурков.
Глаза ее затуманились. Длинные волосы спутались. Когда я шел к ней, она
даже не шелохнулась. От нее исходила такая враждебность, что я замер в
двадцати футах от нее.