"Роберт Силверберг. Царь Гильгамеш" - читать интересную книгу автора

силой. Я не знал почему, а они не сказали мне, что мой отец умирает, хотя
я думаю, что они наверняка это знали и знали также, каковы будут
последствия его смерти.
Как-то утром хранитель дворца пришел ко мне и сказал: "Положи свою
палицу, мальчик! Довольно игр! Сегодня тебя ждут деяния мужчин!" Он велел
мне совершить омовение и одеться в мои самые дорогие вышитые одежды,
окружив свой лоб кольцом золотой фольги и лапис-лазури. В таком виде я
должен был отправиться в покои моей матери, царицы Нинсун, и оттуда вместе
с нею пойти в храм Энмеркара, сказал он.
Я пошел к царице, не понимая зачем эти приготовления, ибо этот день не
был священным праздником. Мою мать я увидел одетой в ярко-багряную
шерстяную накидку, ее головной убор сиял топазами, халцедонами и
гранатами, а с золотых нагрудных пластин свисали амулеты слоновой кости в
виде рыб и газелей. Ее глаза были подведены сурьмой, а щеки накрашены
темно-зеленым, так что она казалась существом, поднявшимся из глубин моря.
Она ничего мне не сказала, молча повесив мне на шею фигурку из красного
камня, изображающую демона ветра Тазуру, как будто она за меня боялась.
Она слегка погладила меня по щеке. Ее рука была прохладной.
Мы вышли в огромную галерею фонтанов, где множество людей ждали нас.
Огромной процессией, какую я когда-либо видел мы все отправились в храм
Энмеркара.
Двенадцать жрецов шли во главе процессии. Они были нагими, как и
подобает жрецам, когда им надлежит предстать перед лицом Бога. За ними
следовали двенадцать обнаженных жриц. За ними-шагали две дюжины высоких
воинов, которые сражались в битвах Лугальбанды. Они были в полном тяжелом
вооружении - медные шлемы, топоры, щиты и все остальное. Мне их было
особенно жалко, потому что это был месяц Абу, когда летняя жара тяжелее
всего давит на землю, и ни одна капля дождя не выпадает на землю.
Следуя за воинами, шли люди дома Лугальбанды: домоправители, служанки,
чашники, фокусники, акробаты, конюхи, возничие, садовники, музыканты,
танцовщицы, цирюльники, купальничие и вся остальная челядь. Каждый из них
был одет в тонкую накидку, которых я раньше на них не видел. Они несли
знаки своих профессий, как будто готовились прислуживать Лугальбанде.
Большую часть этих людей я знал: они служили во дворце задолго до моего
рождения. Сыновья их были моими товарищами в играх, а иногда в их домах я
разделял с ними трапезу. Когда я улыбался и махал им рукой, они
отворачивались, и лица их оставались серьезными.
Последним человеком в этой группе был один, кто был мне особенно дорог.
Вприпрыжку я промчался со своего места в конце процессии, чтобы пойти
вместе с ним. Это был старый Ур-Кунунна, - придворный арфист - длинноногий
седобородый человек с очень серьезными манерами и с добрыми глазами. Ему
приходилось жить во многих городах, и он знал все гимны и все легенды.
Каждый вечер он пел во дворце, во внутреннем дворике, посвященном
Нинхурсаг. Я сидел у его ног часами, когда он касался струн своей арфы и
пел легенды о браке Инанны и Думузи или о том, как Инанна спускалась в
подземный мир, или пел об Энлиле и Нинлиль, или о путешествии богини луны
Нанны в город Ниппур или о герое Зиусудре, построившем великий ковчег, на
котором человечество пережило потоп. Боги отблагодарили его вечной жизнью
на земле, которую мы знаем под именем Дильмун. Он также пел нам о войнах
моего деда Энмеркара с Араттой и знаменитую песню о путешествиях