"Роберт Силверберг. Провидец" - читать интересную книгу автора

несимпатичных, но просвещенных комиссионеров Готфрида. Это было опьяняющее
чувство - выбирать правительство для города Нью-Йорка, вытеснять старых
кляч и приспособленцев и заменять их предприимчивыми мужчинами и
женщинами, которые, казалось, представляли собой этнический и
географический сплав, совершенно необходимый кабинету мэра Нью-Йорка.
Моя собственная работа была аморфной, мимолетной: я был тайным
советником, создателем предчувствий, аварийщиком, тенью за троном мэра. Я
предназначался для того, чтобы используя свои интуитивные способности,
вовремя, за пару шагов до катаклизма или катастрофы предупредить Куинна о
том, что в этом городе вояки могут обрушиться на мэра, если бюро прогнозов
погоды объявит о налете на город снежной бури. Мне платили лишь половину
того, что я мог заработать как частный консультант. Но муниципальная
зарплата все же перекрывала мои реальные потребности. Было и другое
преимущество: по мере того, как Куинн будет подниматься выше, я буду
подниматься вместе с ним.
Прямо в Белый дом.
Я почувствовал приближение президентства Куинна в тот первый вечер
тысяча девятьсот девяносто пятого года на приеме у Саркисяна, а Хейг
Мардикян почувствовал его задолго до этого. У итальянцев есть слово
"papabile", им называют кардинала, который возможно станет Папой. Куинн
был президентский "папабиле".
Он был молодой, представительный, энергичный, независимый, так же как
сорокалетний Кеннеди, обладал мистической властью над избирателями.
Конечно, его не знали за пределами Нью-Йорка, но это не имело особого
значения: со всеми городскими кризисами, которые по интенсивности на
двести пятьдесят процентов превышают уровень, который был целое поколение
(тридцать-сорок лет тому назад, любой, кто справится с должностью мэра в
этом городе, автоматически становится президентом). И если Нью-Йорк не
сломает Куинна, как он сломал Линдсея в шестидесятых, он станет известен
всей нации через год-два. И тогда...
К осени девяносто седьмого года, когда должность мэра была завоевана,
оказалось, что я уже сосредоточился (и это полностью захватило меня на
шансах Куинна на президентских номинациях). Я чувствовал, что он будет
президентом, если уже не в двухтысячном году, то четыре года спустя
обязательно. Но одного предсказания недостаточно. Я играл президентством
Куинна, как мальчик играет собой, возбуждая себя идеей, манипулируя ею
так, чтобы доставить себе удовольствие, получить удовлетворение.
Скажу по секрету, меня смущало это поспешное планирование. Я не хотел,
чтобы люди с холодным УМОМ, такие как Мардикян и Ломброзо знали, что я уже
опутан мастурбическими фантазиями по поводу блестящего будущего нашего
героя, хотя я предполагал, что они и сами были увлечены подобными мыслями.
Я составлял бесконечные списки политиков, которых стоило выращивать в
Калифорнии, Флориде, Чикаго, вычерчивал карты динамики национальных
выборных блоков, стряпал хитрые схемы, показывающие мощные вихри съезда по
выбору кандидата в президенты, разрабатывал бесконечные вариации сценариев
самих выборов. Все это, как я уже говорил, захватывало, означало, что я
снова и снова, страстно, нетерпеливо, неизбежно, в каждую свободную минуту
возвращался к своим анализам и прогнозам.
У каждого есть навязчивая идея, которая превращается в несущий каркас,
составляющий его жизнь: так мы становимся коллекционерами, садовниками,