"Жорж Сименон. Негритянский квартал" - читать интересную книгу автора

кинематографы во Франции. В зале, битком набитом чернокожими, было душно и
скверно пахло. Показывали старый фильм на испанском языке.
- Первые дни лучше не приходи ко мне, - сказала ему Жермена, - а то
Коломбани подумают, что ты станешь торчать у них постоянно.
Ничего не скажешь, практичная женщина Она уже устроилась, у нее даже
есть комната, комфортабельная, почти роскошная, в приличном отеле.
От этого он злился еще больше. Он предпочел бы видеть ее растерянной,
хотел бы, чтобы она не так быстро поладила со старой г-жой Коломбани.
Дюпюш вышел из кино и задумался: пойти выпить или не стоит? И куда?
Ему попадались лишь бары, где торчали сплошь негры, входить туда один он не
решался.
Это напомнило ему дни военной службы, когда он был еще новобранцем.
Его зачислили в кавалерию, вероятно, по ошибке: он в жизни никогда не имел
дела с лошадьми. Он чувствовал себя несчастным в грубых сапогах и дрожал
при мысли, что предстоит вести лошадей к поилке или чистить. Пришлось
подружиться с соседом по койке, который был раньше батраком на ферме.
Парень даже по-французски говорил не правильно, зато помогал Дюпюшу
советами.
Через два месяца Дюпюша назначили ротным писарем, теперь он мог
нарушать форму одежды и не ходил в наряды. Больше того, он выдавал
увольнительные!
Да, он пойдет к посланнику. Обязательно сходит и объяснит, что...
А пока что Дюпюш никак не мог попасть на свою улицу. Он бродил по
темным переулкам, негры семьями сидели на тротуарах, подходить к ним Дюпюш
не отваживался.
По-видимому, Че-Че просто презирает его, иначе он и ему предложил бы
комнату: ведь в отеле их восемьдесят четыре. Дюпюш непременно расплатился
бы с ним потом.
Так нет! С ним обращались свысока, таскали его по городу, представляли
каким-то людям.
"Нет ли у вас чего-нибудь для него? Это инженер из Франции,
который..." Вдруг в нескольких шагах от себя Дюпюш увидел портного в
кресле-качалке. Огни в доме были уже погашены. Дюпюш прошел через
мастерскую, поднялся к себе и ощупью поискал на стене выключатель. Но
электричества в этом квартале не было, а Монти не дал ему лампы.
Оставалось одно - завалиться спать. Однако заснуть ему не удалось:
негры сидели на веранде до поздней ночи и, наслаждаясь ночной прохладой,
рассказывали длинные истории на каком-то непонятном языке.
"Завтра пойду к посланнику и скажу ему..."
Дюпюш не был пьян, но соображал с трудом. Все тело ломило, болела
голова. Ах, если бы кто-нибудь ущипнул его и он проснулся в своей прежней
комнате, в прежней постели! Или в каюте первого класса, с Жерменой в ночной
рубашке. Он спросил бы:
- Где мы?
- Ты говорил во сне.
- Ах, вот оно что!
Но этого не случилось. Он не спал, нет. Он лежал в ночной тишине
негритянского квартала, в Калифорнии, на ржавой железной кровати, которую
Эжен Монти - тот, что повыше, - раздобыл неизвестно где.
С веранды в окно иногда просовывалась голова: интересно все-таки, как