"Жорж Сименон. Дело Фершо" - читать интересную книгу автора

блокноте. И еще, я встретил друга, попавшего в трагическую ситуацию. Для
него это был вопрос жизни и смерти...
Почему Фершо не пошевелился при этом, почему не усмехнулся, несмотря
на свою извечную подозрительность?
- Я одолжил ему две тысячи франков. Он вернет...
В любом случае я вам верну. Можете удерживать из моего жалованья.
Неужели Фершо не мог сказать, что рассматривает эти две тысячи как
премию за то, что Мишель выполнил задание? Вместо этого он молча наблюдал,
как тот нервничает и много говорит. Потом взял оставшиеся деньги,
пересчитал и положил в карман.
- Уверяю тебя, Мишель, ты неверно судишь о нем!
Теперь она его защищала! Старалась приобщить мужа к культу Фершо! Ну
не смешно ли? Она, которая до знакомства с ним говорила о нем только
гадости! Она, которая всячески старалась охладить пыл Мишеля, низводя
колосса до размеров карлика, когда он рассказывал о своем патроне!
А теперь, когда они были вместе все трое... Естественно, это могло
сойти за вежливость, за учтивость. Но Фершо не был ни вежлив, ни учтив. То,
что он за столом первой подавал еду Лине, еще могло как-то сойти. Но почему
он обращался только к ней, когда говорил? Почему, когда Мишелю случалось
пускаться в долгие рассуждения, Фершо и Лина обменивались
многозначительными взглядами, подтверждавшими, что оба они судят о нем
одинаково?
Последние два дня парижские газеты много писали о "человеке из
Убанги". Публиковались огромные статьи о нем, его прошлом, его жизни,
делах. Воспроизводились фотографии его моторки и хижин, в которых - как
писалось - повсюду у него были жены-туземки и дети.
Некоторые газеты яростно нападали на него:

"Финансовый скандал
У мелких вкладчиков похищено 600 миллионов".

Фершо разыскивали. Вся полиция была поднята на ноги. Его фотографии
появились во всех провинциальных листках.

"Увлечет ли Дьедонне Фершо в своем падении высокопоставленных
деятелей?"

Личность Фершо, о котором накануне никто ничего не знал, в глазах
широких масс приобретала все большую значительность. Она была окружена
легендами. Один еженедельник подробно рассказывал, как Эмиль отрезал брату
ногу в чаще леса.
Почему Мишель испытывал при этом такую досаду?
Прежде он из кожи лез, чтобы представить Лине Фершо как личность
исключительную. А теперь десять, двадцать раз на дню всячески старался
унизить его словами и ухмылками. Он приходил в еще большую ярость, когда
оставаясь один, случалось, думал:
"Я злюсь, потому что обокрал его!"
В это утро он был на пределе, предчувствуя, что назревает взрыв. Он
мог, конечно, его избежать, удержаться. Для этого достаточно было выйти,
отправиться за газетами на вокзал - он делал это каждое утро. Тогда ему