"Жорж Сименон. Дождь идет" - читать интересную книгу автора

- Что надо сказать? - проговорила матушка, которую эта еженедельно
повторяющаяся сцена всегда повергала в смущение.
- Спасибо.
- Спасибо кому?
И в то время как старая дева меня целовала, я прошептал настолько
тихо, что мог себя убедить, будто не сказал ничего:
- Тетя...
Мадемуазель Фольен не была моей тетей. Но она часто приходила к нам
посидеть в магазине и раз в неделю шить, и матушка велела мне так ее
называть.
- Но почему, раз она мне не тетя? На что матушка строго отвечала:
- Она носила тебя на руках, когда ты только-только родился... Если бы
ты знал, как я ей обязана!.. Но все детство я упрямился.
- Поцелуй тетю Фольен!
Ни разу я не прикоснулся губами к ее увядшему лицу. Я запрокидывал
голову. Более или менее, скорее - менее, касался его щекой, а она делала
вид, что не замечает моего отвращения.
А ведь нельзя даже сказать, чтобы мадемуазель Фольен была уродлива.
Она мне казалась старой, но вряд ли ей тогда перевалило за сорок, она и
сейчас еще жива и, верно, занимает ту же самую комнату, где провела всю
свою жизнь. Когда \лучилось несчастье, именно мадемуазель Фольен
похоронила моего отца, а позже, когда я был уже взрослым молодым
человеком, она же одолжила мне все свои сбережения, при обстоятельствах,
которые я предпочитаю не вспоминать.
Я не желал называть ее тетей. Она приходила без пяти минут восемь из
боязни недодать нам хотя бы одну минуту. И в то же время отказывалась
брать деньги за те многие часы, которые по другим дням проводила у нас,
заменяя матушку в лавке.
У нее был высокий лоб, глаза китаянки или куклы и большая брошь в
виде камеи, пристегнутая к черному шелковому корсажу, под которым не
было даже намека на женские формы.
И хоть бы я съедал конфеты, которые она считала себя обязанной
приносить по пятницам,- нет, потому что они были облиты цветной
глазурью.
- Не надо ей говорить об этом... Я куплю тебе другие... - так решила
матушка.
И на следующий день конфеты съедали два наших жеребца - Кофе и
Кальвадос!
Мадемуазель Фольен никогда не приходила с пустыми руками. Это была у
нее даже какая-то страсть. Ей всегда представлялось, будто она делает
слишком мало, остается в долгу, тогда как я совершенно уверен, что
платили мы ей за полный рабочий день никак не больше двух франков, ну и
еще кормили обедом и в четыре часа давали чай.
Если она из отцовских старых брюк перекраивала мне штанишки, то
захватывала из дому кусок сатина или тафты на подкладку.
- Незачем брать хороший товар из лавки... - говорила она. - У меня
остались лоскуты от манто, которое я на прошлой неделе шила мадам
Донваль...
Когда мы в то утро поднялись в комнату, тетя Валери сидела наряженная
в шелковое платье, словно собралась в гости.