"Жорж Сименон. Дождь идет" - читать интересную книгу автора

Когда шел черный дождь, в комнате с низким потолком становилось
темно, и весь дальний угол вплоть до перегородки, отделявшей спальню
родителей, окутывался густым полумраком. Зато отверстие в полу, где
проходила винтовая лестница, излучало свет зажженных в лавке газовых
рожков.
Со своего места мне не видно было неба. Старые дома на площади,
посреди которой стоял крытый рынок с шиферной кровлей, были построены
все в одно время и все на один образец. Окна нижнего этажа - там
помещались только лавки - очень высокие, сводчатые. Впоследствии окна
поделили в высоту пополам и сделали еще одно перекрытие, устроив
антресоли.
И получилось, что в антресоли было на уровне пола окно в виде
полумесяца.
Я сидел, окруженный своими игрушками, и если свет и доходил до меня,
то не столько с неба, сколько от бликов и отражений на мокрой мостовой.
В большинстве лавок, так же как в нашей, в такие дни зажигали газ.
Изредка я слышал звяканье колокольчика в аптеке или наш звонок. Длились
и длились сумерки, населенные бегущими силуэтами, лоснящимися зонтиками,
хлопающими сабо; в кафе Костара все гуще плавал дым, а внизу медовый
голос матушки, постоянно боявшейся показаться недостаточно любезной,
нарушить приличия, как бы журчал:
- Ну, разумеется, мадам... Я ручаюсь за краску... Мы не первый год
держим этот товар, и никогда еще не было жалоб...
Шел ли дождь? Нет, скорее он лился ручьем, ровно и безостановочно. А
когда окончательно темнело, матушка, подойдя к лестнице, кричала снизу:
- Жером!.. Пора спускаться...
Чтобы не зажигать лишнего рожка.
Как же она не понимает, что малейшее отклонение от заведенного
порядка не могло не запечатлеться у меня в памяти? Запомнил же я те две
недели, когда рыночные часы остановились на десяти минутах
одиннадцатого, и маленького бородача, целый день просидевшего на
пожарной лестнице за их починкой.
В отношении тети Валери воспоминания мои еще более четки - мне тогда
уже исполнилось семь лет, и я потому лишь не ходил в школу, что
поговаривали об эпидемии скарлатины; а матушка, надо заметить, боялась
эпидемий даже больше любого нарушения приличий.
Сперва, за нашим домом, в так называемом ремесленном дворе,
послышался резкий звук рожка. Значит, вернулся отец в запряженном парой
фургоне. По утрам я, можно сказать, никогда не видел отца, он выезжал
очень рано, еще затемно. Иногда он ездил далеко, за четыре-пять лье,
смотря по тому, где была ярмарка, и к восьми часам его товар уже лежал
разложенный на лотках. Другой раз он отправлялся в какую-нибудь ближнюю
деревню и возвращался рано.
Так оно и было в тот день. Видимо, тепло и черный дождь разморили
меня, потому что я не двинулся с места; обычно я бежал в спальню
родителей взглянуть в окно на большой четырехколесный фургон, на котором
желтыми буквами красовалось: "Андре Лекер - ткани и конфекцион -
зарекомендовавшая себя фирма".
Пару жеребцов звали Кофе и Кальвадос. А старика, который за ними
ходил, сопровождал отца на ярмарки и спал над конюшней, звали Урбеном.