"Жорж Сименон. Сын" - читать интересную книгу автора

стороне улицы, завершат первую половину моей жизни.
Сестра и ее муж встали около двенадцати часов и после завтрака зашли
ко мне - они не считали мою болезнь серьезной, однако Ваше, который боялся
заразы, на всякий случай не вошел в комнату, а только постоял у двери.
Никола не позвонил мне ни в этот день, ни на следующий. Это огорчило
меня - мы с ним не условливались специально о встрече, но договорились,
что каникулы будем проводить вместе.
Почему я почувствовал себя вдруг таким одиноким, таким покинутым?
Кругом стояла тишина, во всем здании префектуры не было ни души; кабинеты,
коридоры, лестницы - все опустело.
На улице было меньше машин, чем в обычные дни; прохожие шли
съежившись, с поднятыми воротниками, засунув руки в карманы, шли
торопливо, и белое облачко их дыхания парило над ними.
Помню, в середине дня на улице появилось семейство - отец, мать и
трое ребятишек, все были принаряжены, видно, шли навестить дедушку или
бабушку. Самый маленький, мальчуган лет пяти, повязанный красным вязаным
шарфом и в красной вязаной шапочке, тащился неохотно, едва передвигая
ноги. Родители торопились и нервничали, должно быть, все утро провели в
хлопотах, потом устали, одевая детей. Я видел, как открываются рты, но не
слышал слов, вдруг мать обернулась к малышу в красном шарфе, который,
вероятно не желая идти дальше, сел на землю.
Очевидно, она велела ему немедленно встать, угрожая отнять игрушку
или пугая еще каким-нибудь наказанием. Ничего не добившись, она
набросилась на мужа, судя по всему, упрекая его в том, что он молчит, или
в чем-нибудь еще.
На нем было черное пальто, явно купленное в магазине готового платья,
он стоял смущенный, растерянный, потом внезапно схватил сына за ручонку,
рывком поставил на ноги и вдруг, может быть неожиданно для самого себя,
дал ему пощечину. Стоя у окна, я вздрогнул, и, должно быть, это передалось
прохожему - он поднял голову, заметил меня, и я увидел на его лице
выражение такого стыда, какое мне никогда прежде не доводилось видеть.
Никола мне так и не позвонил. Появился он только на четвертый день.
Раздался стук в дверь, я крикнул: "Войдите!" - он вошел, и в комнату
вместе с холодным воздухом словно извне ворвалась жизнь.
- Говорят, ты болен? Но не серьезно, а? Он даже не стал дожидаться
моего ответа, так не терпелось ему сообщить новость, с которой он пришел,
так был он взбудоражен переменами, которые начались в нем еще в Бордо и
теперь происходили все стремительней:
- У меня куча новостей, старик, да таких, что ты закачаешься!
Помнишь, о чем мы с тобой толковали тогда, в канун Рождества?
Лицо его пылало от холода, он был разочарован, увидев, что я полулежу
в кресле, как настоящий больной, ноги мои укрыты пледом, а рядом стоит
кувшин с лимонным питьем; от возбуждения он даже забыл сесть.
- Я нашел женщин! Я ведь догадывался, что они есть не только в Бордо.
Мы просто не знали, как взяться за дело, когда учились в лицее. Они
считали нас молокососами, понял?
Он чувствовал себя мужчиной, взрослым мужчиной, он ликовал, он был
горд и счастлив. - Курить здесь можно?
- Кури, конечно.
- А ты?