"Жорж Сименон. Колокола Бесетра" - читать интересную книгу автора

интонации врача, его колебание, и даже запонки необычной формы, в виде
какой-то греческой буквы, только не знает какой, потому что изучал
греческий давно и всего несколько месяцев. Заметив эти запонки, он
почему-то начинает подозревать, что Бессону д'Аргуле еще больше не по себе,
чем ему самому, и что, несмотря на уверенный вид, он встревожен не меньше,
чем в "Гран-Вефуре".
Да, он, Могра, утратил дар речи, а половина его тела парализована. Это
он тоже обнаружил самостоятельно. Ожидал ли его друг такой реакции, вернее,
полного ее отсутствия, несокрушимого спокойствия, очень схожего с
безразличием?
Но это и есть безразличие, его не волнует, что происходит в этой
довольно убогой комнатенке, не волнует собственное тело, не удивляет, что у
него из руки торчит игла, подсоединенная резиновой трубочкой к капельнице с
какой-то прозрачной жидкостью.
Перехватив его взгляд, врач поспешно поясняет:
- Это глюкоза. Завтра или послезавтра ты уже сможешь есть как обычно,
а пока тебе нужно поддерживать силы.
Этим убедительным тоном он говорит со всеми пациентами в тяжелом
состоянии. Так, во всяком случае, кажется Могра, который до этого
консультировался с другом лишь по всяким пустякам да проходил у него
ежегодный осмотр и как врача знает его мало.
Похоже, Бессон пытается угадать вопросы, которые могут у него
возникнуть, и заранее ответить на них.
- Ты, наверное, удивляешься, почему лежишь здесь, а не в клинике в
Отейле?
Однажды, несколько лет назад, Бессон уже направлял его туда на
обследование по поводу нервной депрессии. Тогда выяснилось, что это просто
от переутомления.
- Понимаешь, сперва я и отвез тебя в Отейль, ведь я ехал с тобой на
"скорой помощи". Тебя положили в палату, где ты уже лежал, сразу прибежала
твоя жена. О ней не беспокойся. Я убедил ее, что тебе ничего страшного не
грозит. Она вела себя молодцом. Я звоню ей по несколько раз в день, и по
первому моему слову она тебя навестит... Не пытайся разговаривать. Я знаю,
это крайне неприятно, но поверь, речь идет о временном нарушении речи.
Это должно было случиться. Пока его друг говорит, Рене повторяет про
себя эти четыре слова, совершенно бесстрастно, как простую констатацию
факта.
Почему это должно было случиться? Таким вопросом он не задается. И
находит, что все это даже забавно. Быть может, слова приобрели теперь иной
смысл? Или они перепутались в его ленивом мозгу? Вместо слова "забавно" он
охотно сказал бы "утешительно", но так вроде не говорят. Это похоже на
какую-то игру, в которую он играет без ведома окружающих, делая вид, что
слушает разглагольствования Бессона.
Уже очень давно, возможно, даже всегда, Рене ждал катастрофы, а в
последние месяцы так сильно ощущал ее неотвратимость, что ожидание уже
стало раздражать.
Бессон д'Аргуле ходит вокруг да около, боится произнести слово,
которое так или иначе произнести придется: гемиплегия <Односторонний
паралич>.
- Так вот, немного о том, почему ты все же не в Отейле. Когда я понял,