"Жорж Сименон. Грязь на снегу (Роман)" - читать интересную книгу автора

пальто и положенный на клетчатую скатерть, производил особенно
внушительное впечатление.
- Ты лезвие попробуй!
- Н-да.
- Марку видишь?
Пружинный нож шведского производства отличался такой чистотой линий
и был настолько "по руке", что казалось, клинок наделен разумом и сам
сумеет выбрать себе дорогу, когда войдет в чужое тело.
Неожиданно Франк, стыдясь своей непроизвольно ребяческой интонации,
попросил:
- Одолжи мне его.
- Зачем?
- Просто так.
- Эти игрушки не для того, чтобы их носили просто так.
Гость Кромера улыбнулся. Чуть покровительственно, словно
прислушиваясь к бахвальству мальчишек. - Ну, одолжи!
Не для того, понятно, чтобы носить просто так. Правда, ничего
такого Франк еще не думал, но как раз в эту минуту за угловым столиком
под лампой с сиреневым шелковым абажуром он приметил толстого унтер-
офицера. Уже побагровевший, пожалуй, даже лиловый из-за освещения, тот
снял ремень и положил на скатерть, между рюмками.
Унтера знали все. Он был чем-то вроде амулета или кота, которого
вечно видишь на одном и том же месте. Он, единственный из оккупантов,
захаживал к Тимо открыто, не прячась, не советуя помалкивать о его
посещениях.
Естественно, у него были имя и фамилия. Здесь, однако, только
прозвище: Евнух. Он был такой жирный, - такой раскормленный, что
мундир распирало, а под мышками и в талии образовывались складки.
Глядишь на него и невольно представляешь себе раздевающуюся матрону,
на дряблых телесах которой остались складки от корсета. Затылок и шея
были в сплошных складках сала, на голове трепыхались редкие волосики,
бесцветные и шелковистые.
Устраивался он всегда в углу и неизменно приводил с собой двух
женщин - безразлично кого, лишь бы они были худыми и брюнетками.
Если новый клиент вздрагивал при виде его мундира - унтер был в
форме оккупационной полиции, Тимо, слегка понизив голос, успокаивал:
- Не волнуйтесь. Не опасен.
Слышал его Евнух? Понимал? Спиртное он заказывал графинами. Усадив
одну из спутниц к себе на колено, другую - рядом, на банкетке, он что-
то рассказывал им на ухо и гоготал. Пил, рассказывал, гоготал и
подпаивал девиц, между делом запуская им руку под юбки.
На родине у Евнуха, должно быть, осталась семья. Нуши, пошуровавшая
в его бумажнике, уверяла, что тот набит фотографиями детей всех
возрастов. Девиц унтер зовет не их именами, а другими. Это его
забавляет. Он заказывает для них еду. Обожает смотреть, как они
набрасываются на дорогие кушанья, каких не получишь нигде, кроме как у
Тимо и еще в нескольких совсем уж труднодоступных заведениях,
предназначенных для старших офицеров.
Унтер кормит девиц чуть ли не насильно. Сам ест с ними. Лапает их
прямо на публике и гогочет. Наконец наступает такой момент, когда он