"Константин Михайлович Симонов. Пехотинцы (про войну)" - читать интересную книгу автора

вы туда и въезжайте, как гордые танкисты, и пусть вам девушки цветы
дарят...
Он еще выругался тогда и пошел дальше. Савельеву тоже показалось в ту
минуту обидным, что вот они идут вперед, а танкисты чего-то ждут.
Проходя мимо сожженного танка, он с огорчением вспомнил об этом разговоре
и подумал, что вот они живы, а сидевшие в броне танкисты, наверное,
погибли в бою. А Юдин, вероятно, идет, если уже не дошел, в медсанбат с
перебитой рукой, перехваченной поясом.
"Такое дело - война,- подумал Савельев,- нельзя на ней людей обидным
словом трогать. Сегодня обидишь, а завтра прощения просить поздно".
В темноте они вышли на низкую луговину, которая переходила в болото. Река
была совсем близко.
Как сказал старший лейтенант Савин, нужно было к 24.00 сосредоточиться и
потом форсировать реку. Савельев вместе с другими уже шел по самому
болоту, осторожно, чтобы не зашуметь, ступая в подававшуюся под ногами
трясину. Он немного не дошел до берега, как вдруг над головой его провыла
первая мина и ударилась в грязь где-то далеко за ним. Потом завыла другая
и ударилась ближе. Они залегли, и Савельев стал быстро копать мокрую
землю. А мины все шлепались и шлепались в болото то слева, то справа.
Ночь была темная. Савельев лежал молча, ему хотелось во что бы то ни стало
поскорее переправиться через реку.
Под свист мин и хлюпанье воды ему приходили на память все события
нынешнего дня. Он вспоминал то Юдина, который, может быть, все еще идет по
дороге, то сгоревший танк, экипаж которого они когда-то обидели, то
распластавшуюся, как змея, гусеницу подбитого им немецкого танка, то,
наконец, взводного Егорычева и последнюю табачную пыль на дне его
портсигара. Больше закурить сегодня не предвиделось.
Было холодно, неуютно и очень хотелось курить. Если бы Савельеву пришло в
голову считать дни, что он воюет, то он бы легко сосчитал, что как раз
сегодня кончался восьмисотый день войны.


1943