"Константин Симонов. Воспоминания " - читать интересную книгу автора

- Ничего, ничего, - сказал он. - Мы начнем работать, и пусть это у вас
сидит в памяти. Быстрее закончите, если будете это знать. У вас как будто
получилось, и у нас тоже получится. Только очень уж длинно. Если вы так
будете продолжать, то у вас, наверное, страниц триста выйдет - мы это просто
не выдержим!
И он, усмехнувшись своей лукавой улыбкой, помахал в воздухе толстой
пачкой листков первого акта.
- Вполне очевидные длинноты я буду сразу выкидывать, а? Как, даете
согласие? Ну, вот хотя бы, к примеру...
И он, листая пьесу, стал показывать почти на каждой странице эти
"вполне очевидные" длинноты. Их было более чем достаточно, и они
действительно были очевидными. Я дал согласие - и не пожалел потом о нем.
В то фронтовое время и в той обстановке мне понравилось такое начало
совместной работы, оно было мне по душе, и я действительно после этой
встречи с Горчаковым, ночью, в машине, ехавшей на фронт, уже сидел и думал о
том, что и как я буду писать в пьесе дальше. Горячность Горчакова
подталкивала меня на это.
Пьеса и в самом деле начала репетироваться раньше, чем была дописана до
конца, и Николай Михайлович во время всей последующей совместной нашей
работы, пожалуй, сыграл такую роль в создании окончательного варианта этой
пьесы, какую никогда и никто потом не играл в моих работах для театра.
Недавно, разбираясь с архивами военного времени, я видел первый вариант
"Русских людей", с которым имел дело Горчаков. Трехсот страниц в нем не
было, но двести действительно было. И сколько там было того, что потом
исчезло! И как много не было из того, что появилось в результате совместной
работы с Николаем Михайловичем и с увлеченно, душа в душу, работавшими
вместе с ним актерами Театра драмы!
У репетиций не было ни начала, ни конца - вся работа над "Русскими
людьми" с Горчаковым казалась одной сплошной репетицией, шедшей на одном
дыхании, одном общем увлечении и одном желании - скорее показать на сцене в
прифронтовой Москве этот спектакль о людях войны.
Горчаков в тот год буквально горел своей работою в Театре драмы. Это
было его детище, и он нежно и страстно любил свой театр, готов был проводить
в нем дни и ночи, целиком отдаваясь его делам, среди которых для него не
было больших или маленьких - все они были одинаково важными.
Мне, как автору, трудно судить, но все же я верю непосредственности
своего тогдашнего восприятия писателя-фронтовика - спектакль "Русские люди",
поставленный Горчаковым в Театре драмы, был выше, темпераментнее, страстнее
всех других спектаклей этой пьесы, что мне довелось видеть. Спектакль был не
только творческой победой талантливого и умного режиссера, это была и его
человеческая победа. Он вложил в этот спектакль не только талант, но и
большую страсть, таившуюся в нем под иронической, насмешливой внешностью.
До тех пор Горчакова чаще воспринимали как блестящего комедийного
режиссера [63]. Этому способствовало и его долгое пребывание на посту
художественного руководителя Театра сатиры [64]. В "Русских людях" и в
других постановках Театра драмы он вдруг показал себя как режиссер
романтической и трагической души, как художник, способный на очень глубокое
проникновение в человеческую психологию. Вообще говоря, Николай Михайлович,
несмотря на свой юмор и внешнюю веселую обходительность, был, в сущности,
человеком скорее замкнутым, чем общительным, но в тот период своей работы в