"Сергей Синякин. Монах на краю земли (не оконч.)" - читать интересную книгу автора

научную правоту в самых высоких инстанциях, вплоть до Центрального
Комитета партии. Да! Вплоть до Центрального Комитета!
Только напрасно Штерн разучивал эту самую свою речь. Не было никакого
суда! Зря он готовился к схватке с государственными обвинителями, которых
оставили в заблуждении отдельные нечестные научные руководители типа
Мымрина и Авдея Поликарповича Гудименко. Штерна долго держали с группой
таких же унылых бедолаг в темном облупленном предбаннике. Каждый
побывавший в зале, где отправлялось правосудие, выходил оттуда бледный и
растерянный, и обозначенный ему срок в десять лет без права переписки или
семь лет лагерей усиленного режима с последующим поражением в правах на
пять лет, вгонял оставшихся в предбаннике в животный страх и сомнения в
собственной судьбе. Наконец пришло время и Аркадия Штерна.
За столом, покрытым зеленым сукном, под большим портретом Сталина сидели
трое. В центре был невысокий лысый судья в полувоенном френче, по бокам
его располагались двое военных, судя по звездам в петлицах, в немалых
чинах.
Судья обладал тихим, тонким и оттого противным голосом. Ворот френча был
тесен судье, и он то и дело пытался оттянуть его пальцами, чтобы дышалось
легче.
- Фамилия, имя, отчество, год рождения? - c одышкой спросил судья.
- Штерн Аркадий Наумович, восемнадцатого мая одна тысяча девятьсот
пятнадцатого года, - сказал Штерн.
- Вы признаете себя виновным? - спросил судья, бегло проглядывая
обвинительное заключение.
- Видите ли, гражданин судья... - промямлил Штерн.
- Достаточно, - махнул рукой судья и поочередно наклонился в обе стороны,
совещаясь с военными. Совещание было кратким, после обмена мнениями троица
пришла к согласию и судья в гражданском встал, держа обеими руками листок
синей бумаги, похожей на оберточную. - Штерн Аркадий Наумович, - сказал
он. - Вы признаны виновным в измышлении и распространении слухов
религиозного характера, порочащих социалистический строй и советскую
науку. На основании статьи пятьдесят седьмой прим. десять трибунал
приговаривает вас к пятнадцати годам лишения свободы с последующим
поражением в правах сроком на три года. Вам ясен приговор?
- Но гражданин судья... - Штерн был изумлен и сломлен.
Скорый суд так потряс бывшего аэронавта, что он не находил слов. Впрочем,
его оправдания не требовались никому. Военные проглядывали какие-то бумаги
и на подсудимого внимания не обращали, в глазах гражданского были скука и
пустота.
- Вам ясен приговор? - тонко переспросил судья, и голос его отрезвил
Аркадия. Говорить и спорить было бесполезно, механизм правосудия с лязгом
провернулся, перемалывая его судьбу; решение, принятое сидящей за столом
тройкой, было окончательным и бесповоротным. С большим успехом можно было
оспаривать смену времен года. И Штерн смирился.
- Приговор мне ясен, гражданин судья, - потухшим голосом произнес он.
- Распишитесь, - сказал судья. - Здесь и еще вот здесь.
И Аркадий Штерн расписался за путевку в новую жизнь, которой ему
предстояло жить пятнадцать лет, кажущихся отныне бесконечными и
бессмысленными.
Экибастузский лагерь.