"Сергей Синякин. Поле брани для павших" - читать интересную книгу автора

Но с удочками сидеть запрещалось. Нельзя было причинять боль живым
существам. А рыба относилась именно к живым существам, пусть у неё кровь
была и холодная.
В небесах мелькали белые диски. Народ собирался на дневное славословие.
Иванову на луг не хотелось. Пусть лучше предупреждение оформят.
Предупреждением больше, предупреждением меньше. Какая, собственно, разница?!
Ему в этом Граде вообще находиться не полагалось, в Валгалле его место было,
но именно туда Иванову не хотелось больше всего. Не много радости - ходить в
живых Героях!
Но и здесь была тоска. Все было правильно, все по законам библейским,
но жизнь от этого вкуснее не становилась. Пресной была жизнь, безрадостной,
как бы эту радость ни пытались искусственно пробудить в праведниках. Все
повторялось. Теперь Иванову было скучно и здесь. Скучно, тоскливо и одиноко.
Воспоминания о Линн были щемяще-сладки и печальны, оптимизма они
Александру не прибавляли. Горечь утраты все ещё жила в его душе, пусть уже и
прошло столько лет. Впрочем, что Время? Оно не имеет никакого отношения к
человеческой беде. Напрасно говорят, что оно сглаживает страдания.
Воспоминания о ране причиняют не меньшую боль, чем она сама.
Домой не хотелось. Золотая мостовая мягко поддавалась ногам, над
городом коромыслом повисла огромная семицветная Радуга, и купидоны сновали
стайками, выискивая, в кого бы пустить стрелу влюбленности. Один из них,
заметив грустного мужчину, зашарил пухлой ручкой в колчане, но Александр
погрозил ему пальцем. Купидон взвизгнул от восторга, затрепетал крылышками,
устремляясь в высоту, и оттуда, уже едва различимый и оттого чувствующий
себя в безопасности, принялся корчить рожи и дразнить Иванова по-детски
обидными словами.
Тоскливо было в этом городе счастья, прямо хоть в Ад просись.
Но некуда было проситься, разве что согласиться с Валгаллой и её
ежедневными затяжными пирами, когда теряешь счет дням и друзей начинаешь
считать собутыльниками, а собутыльников - настоящими друзьями. Нет, в
Валгаллу Иванову не хотелось.
Да и здесь особо идти было некуда. Разве что в лес, подглядывать на
пару с медведем Гошей за звонкоголосыми русалками, плещущимися в лесном
озере. Нечего сказать, веселенькое занятие для пережившего собственную
смерть.
Иванов посидел у подножия Радуги, рассеянно наблюдая за купидонами,
прошелся по центральной улице Града. Славословие уже закончилось, и на
улицах было шумно. Трудно было представить, что людей вполне устраивала их
неизменяемая и ровная вечная жизнь. И тем не менее это было именно так, даже
если чего-то им и не хватало, то по поведению и настроению людей особой
жажды ими перемен не было видно. Был третий час вечера, а на площади с
огромным фонтаном плавали пузатые золотые рыбки, было шумно, шел концерт, в
котором принимала участие усопшая попса. Удивительное дело, сколько уже
времени прошло, обезьяну можно было научить сочинять вполне грамотные стихи,
а здесь звучали все те же песни с идиотскими словами и мелодиями, которые
при желании можно было извлекать из одной струны. А выступавших слушали,
визжали восторженно подростки, делая пальцами правой руки победительную
козу, многие танцевали. С другой стороны фонтана устраивали личные вернисажи
многочисленные художники. Живопись была так себе - мягко говоря,
средненького уровня, поражали лишь яркие фантастические краски, которые