"Сергей Синякин. Реинкарнатор" - читать интересную книгу автора

цынский детективщик Пакетный. - Что значит посмотреть? Он будет прикидывать,
где ему лучше, а мы за него взносы плати? Китайцы, и те с собой за рубеж
горсть родной земли берут! Пусть Ярослав Маркович партбилет с собой
забирает, как память о преданной им Матери-Родине! И нечего собратьям по
перу головы морочить!" Евгения Пакетного шумно поддержали остальные. И тут
Маковецкий сурово оглядел зал и заявил, что как пролетарий от пера он не
понимает товарищей. Что значит - забери партбилет на чужбину? Человек имеет
право оглядеться. Вот вы, товарищ Пакетный, вы за последние три года свои
опусы шесть раз опубликовали, а ваш собрат по искусству Гуммельман только
два. Вам, товарищ Пакетный, с вашей гонорарной колокольни легко смотреть,
как мучаются и голодают соратники по литературному труду. Но мы-то не должны
на это спокойно смотреть. Пусть Ярослав Маркович едет и посмотрит, что там и
как.
Он уже пострадал от новоявленных российских антисемистов они его
собаками кусали, печатать его отказываются. А что касаемо партбилета, то тут
еще надо посмотреть, нет ли каких закрытых постановлений Центрального
Комитета нашей партии, которые позволяли иностранному гражданину состоять в
ее рядах. Выступление Владимира Дмитриевича потрясло всех до такой степени,
что многие из присутствующих тут же проголосовали на всякий случай "за",
хотя никто не мог сказать, за что же именно он проголосовал.
После этого к Маковецкому накрепко прилипла кличка "пролетарий от
пера". Некоторые даже шутили, что Маковецкому нечего терять, кроме своего
пера. А иные, пугливо оглядевшись, быстрым шепотом добавляли, что ежели перо
им будет все-таки утеряно, то большой беды в том не будет и литература эту
утрату переживет, не проливая особых слез.
Но странности странностями, а на Центральное кладбище Владимир
Дмитриевич все же поехал. Чувствовал - пора!
Дьякон Михаил оказался тридцатилетним рыжебородым мужчиной с редкими,
но длинными волосами и неожиданно басовитым голосом. Черная ряса на нем была
в перхоти и табачном пепле, а в некоторых местах попросту прожжена. Голубые
пронзительные глаза дьякона смотрели поверх собеседника, словно за плечами
Маковецкого дьякон видел если не самого Бога, то не меньше чем архангела, и
отвлекаться на поэта не считал необходимым. Однако привет от старца Евлампия
спустил дьякона на грешную землю.
- Я так понимаю, что тебе душеприказчик нужен? - задумчиво прогнусил
дьякон. - Решил о душе подумать? Что ж, правильное решение и... - дьякон
нехорошо усмехнулся, - своевременное. Сестра, - позвал он какую-то старушку
из числа церковных активисток. - Пройдись погляди, может. Ловкач на месте?
- Я в долгу не останусь, - легко и привычно намекнул Владимир
Дмитриевич.
- Все мы в долгу перед Господом, - строго сказал дьякон Михаил и указал
собеседнику на большую церковную кружку. - Не скупись, сын мой, у нас здесь
запросто, можно и баксами.
Скупиться на глазах у старух из церковной общественности было
невозможно, и Маковецкий, холодея от сожаления, опустил в кружку две
сотенные бумажки.
- Здесь он, батюшка! - вернулась с кладбища посланница. - Идет! Я ему
сказала: "Иди, Ловкач, тебя отец Михаил кличет". Так он все сразу бросил и
пошел. "Я, - говорит, - хоть и особой работой занимаюсь, слугу Божьего ждать
не заставлю!"