"Константин Ситников. Кукольник" - читать интересную книгу автора

что она мне приписывала! Я так любил свою первую и единственную дочь...
Разве могло быть правдой то, в чем она меня обвиняла?
- Клянусь! Клянусь! - хотелось мне крикнуть. - У меня и в мыслях нет
ничего такого!
Но она пригрозила мне психушкой, и я трусливо бежал из города. Легкое
душевное расстройство, которым я страдал с детства, было причиной моей
непростительной слабости. Вы ведь знаете, шизофрения почти не поддается
лечению. Боюсь, что и теперь, четыре года спустя, я оставался все тем же
впечатлительным, легко подпадающим под чужое влияние человеком.
И вот я вернулся в родной город. Вернулся для того, чтобы попробовать
объясниться со своей женой и повидаться с дочерью. Кроме того, мне
отчего-то взбрело в голову навестить своего отца, которого я почти не
помнил: его поместили в психиатрическую лечебницу, когда мне не было и
двенадцати. Мать не позволяла мне общаться с ним, и теперешнее мое
намерение было ничем иным, как своеобразным бунтом против ее деспотической
воли. Но я никак не мог собраться с духом и все тянул время, сидя на
полупустой террасе летнего ресторана.
Почему я пришел именно сюда? Знаете, есть такие места, которые
неизменно притягивают к себе все болезненное, нездоровое. Лучше всех такие
места чувствуют кошки. По словам моей матери, еще мой отец питал слабость
к этому пятачку на обрыве. Вот и меня в самые неуверенные минуты моей
жизни тянуло именно сюда. (По этой же причине, надо добавить, остальные
люди, с более грубой нервной организацией, подсознательно избегают таких
мест.) Уверен, что этот ресторанчик приносил своим владельцам одни убытки.
На протяжении целого часа его единственными посетителями оставались мы со
стариком.
Старик сидел лицом ко мне, за открытой бутылкой красного вина, широко
расставив ноги в дорогих лакированных туфлях, и при помощи столового ножа
разделывал копченую курицу, лежавшую перед ним на бумажной тарелке. На нем
были белые брюки и белый пиджак, лавсановая сорочка сияла нетронутой
белизной. Породистое лицо с тонким, длинным носом и брезгливыми губами,
казалось, тоже принимало участие в артистической работе рук. Такого
тщательного разделывания курицы мне еще видеть не доводилось. Сперва он
отдирал мясо от костей, затем отрывал от мяса кожу и прослойки жира и
складывал все это порознь на краях тарелки.
Закончив, старик с отвращением отодвинул от себя тарелку и принялся
тщательно вытирать лезвие ножа бумажными салфетками, комкая их и бросая на
стол. Вскоре зеленая пластмассовая вазочка оказалась пустой, зато на столе
взгромоздились целые горы мятых бумажных катышей. Все они, неприятно, как
живые, вяло шевелились, разворачиваясь.
Пока я следил за стариком, четырехлетняя девчушка взобралась на
бетонный парапет и перегнулась через перильца, так что из-под ее ситцевого
платьица показались желтенькие трусики. Я обеспокоенно поглядел через
открытую дверь в ресторанное помещение, но ни в зале, ни за стойкой никого
не было. Куда там все запропастились? Девчушка привстала на цыпочки,
словно пытаясь разглядеть что-то далеко внизу, под самым обрывом, легла на
перила всей грудкой, приподняв одну ножку... Мне показалось, что вот-вот
обе ее сандальки - мне уже были видны их порыжелые, стершиеся до
стеклянной гладкости подошвы - оторвутся от опоры...
Я торопливо поднялся из-за столика и, огибая пустые кресла,