"Константин Ситников. Эликсир жизни" - читать интересную книгу автора

пыток. Низкая дубовая дверь была заперта. Литая бронзовая ручка отдавала
холодком, вызвавшим у меня легкий озноб.
Короткая дрожь, похожая на судорогу, прошла по моему телу.
- Надеюсь, ты не забыл заклинание? - спросил Магистр.
Его резкий, скрипучий голос раздался, как всегда, неожиданно: разве
можно привыкнуть к голосу, звучащему у тебя прямо в голове? В нем
явственно слышалась насмешка.
- Я помню, - кротко сказал я.
Сейчас мне не хотелось препираться с Магистром.
- Тогда чего же ты ждешь? - спросил он раздраженно.
- Когда ты, ап-чхи! угомонишься.
Он сердито замолчал.
Я проговорил заклинание. Замок щелкнул и раскрылся. Дверь отворилась
тяжело, с протяжным скрипом, словно нехотя. Я вошел в темное помещение,
слишком тесное для выставочного зала, но, похоже, вполне пригодное для
зала пыток. Справа и слева в темноте угадывались еще более темные участки
арочных проемов, открывавшихся в смежные помещения.
- Налево, - распорядился Магистр.
Я повернул налево, но не успел сделать и двух шагов, как споткнулся о
вытянутый носок испанского сапога и едва не разбил голову об острый угол
массивной дыбы.
- Осторожней, - зашипел Магистр, - ты свернешь мне шею!
- Если я, ап-чхи! и сверну кому-то шею, то, ап-чхи! только себе, -
возразил я, чихая и потирая лоб, на котором уже вздулась здоровенная
шишка.
- Плевать бы мне на твою шею, если бы она не была у нас общей!
- Посмотрел бы я, ап-чхи! как бы ты стал плевать на мою шею, если,
ап-чхи! у тебя и языка-то собственного нету!
- Нету?
- Нету!
Тут я почувствовал, что мой язык начинает шевелиться у меня во рту
против моей воли: это Магистр пытался управлять им изнутри. Я схватил
кончик языка рукой и проговорил злорадно:
- У-хах? Хъе'? (Ну как? Съел?)
Язык был скользкий и верткий. Но все же я крепко держал его большим и
указательным пальцами правой руки. И вдруг моя левая рука схватила мою
правую руку и принялась отдирать ее от моего же языка. Некоторое время я
отчаянно боролся с самим собой, с переменным успехом. Наконец,
обессиленный, я предложил Магистру перемирие, и мы двинулись дальше.
- Ты уверен, что это здесь? - спросил я вслух, хотя достаточно было
проговорить свой вопрос мысленно.
Я тоже начинал чувствовать раздражение: какого черта! Он помыкал
мной, как мальчишкой, - на том лишь основании, что случайно оказался
заключен в моей черепной коробке.
Больше всего меня раздражало его твердое убеждение в том, что он-то и
является истинным хозяином моего тела и моего разума, а значит волен
делать и с тем и с другим все, что ему ни заблагорассудится.
- Почему ты выбрал именно меня? - спросил я его однажды.
Это было спустя несколько недель после того, как он заговорил в моей
голове впервые. Тогда я еще не переставал удивляться его присутствию в