"Елена Съянова. Плачь, Маргарита " - читать интересную книгу автора

- Скажи, Рудольф, сколько лет ты знаешь этого человека? Уже десять?
Странно, что с тобой до сих пор можно разговаривать. Но пройдет еще столько
же, и твой мозг превратится в развалины.
- Через десять лет наши армии войдут в Париж, Мадрид и Москву, и в
развалины превратится все, что стояло у нас на пути, - не задумываясь,
отчеканил Гесс. Но, искоса взглянув на Штрассера, дружески усмехнулся. - Мы
это сами выбрали... Что бы там ни было, мы знаем, на что идем.
- Но во имя чего? - почти закричал Штрассер.
- Это эксперимент.
- И ты понимаешь, какой ценой?
- Мы отвергаем этику жалости. Штрассера передернуло.
- Ты можешь хотя бы раз сказать "я"?!
- Нет. У меня больше нет "я", Отто! Мое "я" - alter ego фюрера.
- И сколько ты так выдержишь? Почему этот кровосос тебя не отпустит! Он
мог бы найти тысячу жаждущих ходить за ним и повторять его бредни. При чем
здесь ты?
- Отто, ты просто разучился верить...
- В кого, Руди?! В "гения", которого ты в тюрьме обучал немецкой
стилистике? В "мыслителя", который во всем додумывается до ненависти к
жидам? В "пророка", который...
И так далее. Это была обычная песня Отто Штрассера.
Гесс прервал разговор.
Но, очевидно, росли где-то в садике "Сан-Суси" невидимые уши, потому
что уже неделю спустя Гитлер бросил мимоходом, что двух вещей не простит
Отто Штрассеру - во-первых, обвинения в его, Гитлера, отступничестве от
идеалов партии, а во-вторых, подлых штрассеровских уговоров, чтобы Рудольф
бросил своего лучшего друга.
Через месяц Отто вышел из партии, рассорился - очень формально - с
братом, и оба до сих пор продолжали мутить воду, каждый на свой лад.
...В это утро, стоя на веранде бергхофского дома, заливаемой водою, с
тяжелыми мыслями об Эльзе и собственной грубости, Рудольф опять находил себя
в том же тупике - снова промолчать, тем самым поддержав фюрера, означало бы
в очередной раз внутренне отбросить себя от искренней веры, от сложных, но
живых головоломок борьбы и, в конечном счете, от Адольфа. Протестовать же
против возвращения Рема в СА, то есть новой волны авантюризма и
дискредитации партии в глазах здравомыслящих людей, значило лить воду в
костер. Как оставаться собою, жить, дышать и при этом действовать?
Ночью Адольф говорил без умолку три часа: опять боролся с сомненьями.
Три часа его лучший друг Рудольф Гесс поощрял фюрера заниматься
саморазрушением.
Видимо, от дождя, у Рудольфа разболелась голова. В больную голову
всегда лезут несуразные мысли... И одну такую он не отшвырнул от себя, как
сделал бы прежде, а позволил себе задержаться на ней. Что если Отто, а
вместе с ним и Карл Хаусхофер, любимый наставник, правы и он попросту взялся
не за свое дело?
В начале двадцатых, когда Адольф был, в сущности, очень одинок и когда
он лишь набирал воздуху, закаляя волю, шлифуя свой природный дар, ему нужна
была бессловесная тень, вера, абсолютная преданность. Тогда он, Рудольф
Гесс, первым из всех обратился к нащупывающему свой путь лидеру с
божественным словом "фюрер", сделав для движения больше, чем тысяча самых