"Елена Съянова. Плачь, Маргарита " - читать интересную книгу автора

продемонстрировать. Он настаивал на твоем присутствии, но истинных причин не
называл, из чего я заключаю, что он все еще трусит. Это хорошо. Через неделю
все закрутится. Прошу тебя, эти дни посвяти отдыху и сну. С 25-го я
превращаюсь в говорильную машину, и мне потребуется вся твоя выдержка.
Кстати, ты заметил, что наши дамы окончательно невзлюбили твоего секретаря
(это к нашему спору о женской интуиции)? Одним словом, мартышка меня
доконает.
Всегда твой Адольф."
Гесс не сказал жене, что, проснувшись и прочитав записку, всерьез
задумался. Его поразило, как мало сказала ему последняя фраза про мартышку.
Видимо, так бывает - уходишь в свои переживания и перестаешь чувствовать
друга, пока тот не крикнет вслед: Руди, ау, обернись!
Он слишком хорошо знал Адольфа, чтобы не догадаться, что эта фраза -
крик боли.
- Ты когда-нибудь замечала, как они ссорятся? - спросил он жену.
- Да. Часто.
Кое-что и он, конечно, видел. К примеру, грубость девчонки, ее
дерзости, насмешки. Но Адольфу это даже нравилось. Он говорил про
племянницу; "Она настоящая. В меня. Сунь палец - откусит руку". Адольфу
претили бесцветные строгие амебы, как он их называл. Его привлекали женщины
горячие, страстные, необузданные, как дикие кобылицы, с искрой в глазах.
Такой была Ангелика.
- Через три дня вернусь из Вены, тогда подумаем над этим, - сказал
Рудольф жене. - Возможно, она просто скучает. С матерью и сестрой у нее
совсем разладились отношения, брата она не видит, подруг нет. А к тебе она
тянется. Объясни ей наконец, кто рядом с нами и с нею.
- Если она до сих пор не поняла, то едва ли...
- Я думаю, ей не мешало бы научиться несколько отстраняться, -
продолжал Гесс, переодеваясь в спальне. - Она глядит, как он бреется по
утрам или лежит с головной болью, и думает, что вот он весь тут и есть. А
если это каждый день, да еще в таком специфическом исполнении, как у
Адольфа...
- Я тебя поняла. Только почему-то когда ты лежишь с головной болью, я
иногда испытываю оргазм.
- Серьезно? Жаль, что ты раньше не говорила. Одним словом, Адольф любит
ее безумно. Он на все пойдет, лишь бы ее не потерять.
- На все?
Но муж уже не слышал ее. Надев куртку, он взял перчатки и летный шлем.
Эльза не считала полеты Рудольфа "истерикой", как выразился Гитлер, но все
же бессознательно побаивалась их.
- Когда ты вернешься?
- Двадцать первого. Если приедет Геринг, не спрашивай его о Карин. И
всех предупреди.
- Неужели так плохо? - огорчилась Эльза. Он молча кивнул и, внезапно,
уже в дверях остановившись, улыбнулся ей.
- Знаешь, детка, я иногда думаю: какое счастье, что у меня есть ты!
"Звезды в горах ярче и острее, но они не так завораживают. В них меньше
загадочности". Эту мысль высказал блистательный Герман Геринг, появившийся в
Бергхофе уже к вечеру следующего дня, почти одновременно с Еленой
Ганфштенгль, женой Эрнста Ганфштенгля, прозванного друзьями Пуци. Елена