"Елена Съянова. Плачь, Маргарита " - читать интересную книгу автора

Гессу, попросил зайти.
- Я чувствую себя неловко перед твоими родителями, - раздраженно сказал
он. Смешно распускать павлиний хвост перед людьми, которые помнят тебя
мокрой курицей.
- Нет! Ты не прав! - сердито отвечал Гесс. - Пророком должно стать в
своем отечестве!
Для своего выхода фюрер выбрал тот зал, где установили еще не оттаявшую
елку. Присутствующие, занимавшиеся украшением этого дерева и ветками
цветущей омелы, мигом прекратили шутливо препираться и быстро все закончили
под доброжелательным взглядом Гитлера, усевшегося на диване. Рядом сел тут
же явившийся хозяин дома. Вскоре все расселись вокруг них, чтобы почтительно
выслушать вождя. В руках у Бормана появился его обычный блокнот, но фюрер
сегодня не был расположен говорить всерьез. Немножко поболтав ни о чем с
герром Гессом, он сослался на легкую головную боль после дороги и, накинув
меховой плащ, вышел на террасу, с которой открывался роскошный вид на
покрытые заснеженным лесом Фихтель-ские горы Внизу он увидел двух лыжниц в
меховых куртках и круглых пушистых шапочках. Две девочки-ровесницы бежали к
дому в сопровождении прыгающей и лающей Берты. В ярком свете больших фонарей
он увидел, как одна из них помахала ему рукой...
Два месяца изводила его, дразня и не позволяя себя трогать, заигрывая и
впрямую издеваясь над его страстью, над его муками... А тут еще Рудольф со
своим "культом" - задумал сделать из народного вождя поднебесного
египетского фараона! Гитлер так устал за последние недели, что даже злости
не осталось, а только желание, чтобы вспомнили наконец, что он тоже человек
Хотя бы на Рождество!
В огромном доме царило приятное возбужденье, предпраздничная суета, все
были оживлены, нарядны, любезны и улыбчивы. Одного лишь несколько
недоставало - присутствия детей. Обычно детишки из ближних деревень часто
бывали в поместье. Приходили они и вчера, за сластями и подарками, но после
Рудольф попросил родителей больше детей не приглашать, поскольку Адольфа их
присутствие нервировало.
В доме прыгали и резвились только Берта с Блонди.
Именно они прорвались, в конце концов, в запретное место - в спальню к
Лею.
Несколько раз встав лапами на тяжелую дверь, сытые овчарки
умудрились-таки ее открыть, забежали внутрь, принялись сновать вокруг
кровати, тыкать мордами в одеяло, тянуть его зубами, класть лапы на постель
и повизгивать. И вдруг обе смолкли и сели, как по команде. Через минуту по
дому пронесся замогильный собачий вой. Лакей, видевший, куда проскочили
собаки, и спешивший по коридору, чтобы их выгнать, вздрогнул, споткнулся и
выронил лампу. Заглянув в комнату, он увидел двух псов, поднявших вверх
морды, на постели - раскиданные подушки, а среди них - всклокоченную голову
лежащего ничком Роберта. Лакей перепугался, опрометью бросился вон и сообщил
хозяину, что со спящим гостем неладное.
Старший Гесс вместе со все слышавшим Борманом побежал в комнату Лея.
Наклонившись над ним, они быстро установили, что с гостем все в порядке.
Гесс показал лакею кулак, а двум нервным сучкам обещал отвернуть головы.
Затем, присев в кресло, утер лоб и попросил Бормана позвать сюда Рудольфа.
Когда младший Гесс явился, старший сказал ему, что его только что едва не
хватил удар.