"Ант Скаландис. Миссия причастных" - читать интересную книгу автора

И ринулся ко входной двери. Ломанулся как был в одних спортивных
трусах и старых стоптанных вьетнамочках на босу ногу. Ведь сидели, чай
пили. Окна нараспашку, жара, даже ночью не ослабевшая, умиротворение,
покой, хорошо так сидели...
В любой другой ситуации глупее бы не было лететь на разборку с
долбанувшим тебя водителем, не только не прихватив чего-нибудь тяжелого, но
даже не обувшись, однако специфика данного случая заключалась в одной
простой вещи: окна их квартиры выходили аккурат на отделение милиции, перед
которым все и произошло.
В действительности не так уж и сразу вылетел Тимофей Редькин из
квартиры. Тоже постоял столбом каких-нибудь три-четыре секунды, пялился в
окно, словно завороженный. Не каждый же день видишь, как твою машину
уродуют, да еще вот так! Оба автомобиля замерли, словно боксеры в клинче.
Покореженный металл, осколки на асфальте, дымится что-то - в тусклом свете
фонарей и не разобрать, что за марка у обидчика. Но Тимофей успел увидеть
еще сверху, как изо всех четырех дверей выскочили молодые ребята и дружно
драпанули во двор. Вопрос о том, что злостный нарушитель может слинять с
места аварии на своих колесах, по сути, и не стоял, но все равно почему-то
думалось, что следует спешить. Куда? Зачем? Ну, мало ли!
Пока он ссыпался вниз по лестнице, не было еще ни обиды, ни досады, ни
злости даже, был какой-то звериный охотничий азарт: догнать, задержать, в
милицию их всех, в милицию! А уж там разберемся. Спасибо, хоть ключи от
машины Тимофей не забыл на бегу схватить, они, как всегда, лежали в
прихожей на фортепьяне.
Так у них в семье было принято говорить после совместного прочтения в
журнале "Проза Сибири" романа Павла Кузьменко "Катабазис". "Фортепьян - это
такой большой черный пианин", - объяснял автор на первых же страницах
своего выдающегося произведения в стиле постмодернизма. Тимофей с давних
пор любил всевозможную авангардную литературу - Аксенова, Довлатова, обоих
Ерофеевых, Владимира Сорокина, Егора Радова. Так что не всеми замеченный
роман Кузьменко сразу сделался его настольной книгой.
Но самый лихой авангард и постмодернизм ожидал эстета Редькина
непосредственно на улице, куда он не то чтобы даже выбежал, а скорее
вывалился, потому как бегать во вьетнамках - последнее дело, знает любой. В
общем, нога за порог, тапочек в подъезде, руки вперед, спасибо не носом по
асфальту, но коленки все равно в кровь, особенно правая. Плевать, плевать!
Главное - вот оно. Зрелище.
И откуда столько зевак летом, в полночь, в центре Москвы? Некоторые с
собаками вышли, чинно так прогуливаются, деловито осматривают картину
происшедшего. А картина впечатляющая. Картина достойна кисти мастеров если
не Лувра, то уж Малой Грузинской - это точно.
Черная и весьма приличная на вид тридцать первая "Волга" въехала в зад
редькинской "Нивы-Тайги" под углом и смяла новехонький кузов цвета "спелая
вишня" по диагонали. Арка заднего правого колеса буквально вонзилась в
покрышку, выдавленное стекло дверцы багажника, чудом не разбившись, висело
не столько на резинке, сколько на честном слове. А морда "Тайги" влепилась
в морду редькинского же старого "Москвича", помяв бампер, расколов решетку
и, вне всяких сомнений, пробив паянный во многих местах и потому хрупкий
радиатор. Мало того, "Москвич" боднул еще и стоявший позади
"Фольксваген-Пассат" едва ли не девяносто седьмого года, сверкающий