"Ант Скаландис. Причастные: новый поворот" - читать интересную книгу автора

и мрачному пророчеству с таинственных дискет. В этом месте Кречет
улыбнулся, вспоминая нашу веселую последнюю встречу в том самом загадочном
нигде. Оказывается, они с Юркой Булкиным девятнадцатого апреля были в музее
Булгакова, а потом вышли на Андреевский спуск и не спеша побрели вверх,
продираясь сквозь толпу меж рядами художников и торговцев сувенирами, и
вдруг - бац! - никакой толпы вокруг, а впереди океанский берег, и Волга, и
Берлин, и Москва....
- Ты думаешь, это было на самом деле? - спросил я немного наивно,
по-детски, почти как беременный Верунчик.
- Конечно, - кивнул он с небрежной уверенностью полубога.
- Ну и как это понимать?
- А оно тебе надо? - вопросом на вопрос ответил Лешка, стилизуя свою,
похоже, серьезную мысль под новорусский фольклор.
- Не хочешь отвечать?
- Да нет, - он пожал плечами. - Я и сам ни черта не понимаю. Но при
этом абсолютно убежден: нам с тобой научные основы этого дела ни к чему.
Любуясь восходом, не рассуждают о небесной механике. А тем более для того,
чтобы смотреть телевизор, совсем не обязательно знать его устройство и
принцип действия.
- Вот так ты ставишь вопрос, - несколько опешил я и перешел к делам
более свежим. - Ты знаешь, кто такой Эльф?
Я специально задал вопрос внезапно и очень внимательно следил за его
лицом, но и Лешка понял, что я слежу. Он и бровью не повел. Паузу выдержал
очень естественную, потом уточнил:
- В каком смысле? К чьей мифологии относится? По-моему, к
скандинавской.
- Дурака не валяй, ладно? - изобразил я легкую обиду. - Я спрашиваю,
знаешь ли ты Юриуша Семецкого?
- Семецкого, Семецкого, - повторил Кречет как эхо. - А он Семецкий или
Симецкий?
- Он через "е" пишется, - безнадежно вздохнул я.
- Тогда нет, я знал одного Симецкого, и его звали Мойшей.
Разговор увял, и я еще раз сменил тему, рассказав о том, как месяц
назад умер в Швейцарии Марк Львович, отец Белки, как мы ездили хоронить
тестя, успевшего за час до смерти распорядиться, чтобы тело его никуда не
возили. Впрочем, я и раньше знал, сколь пренебрежительно относился этот
умнейшей человек к судьбе своих останков. Главное, считал он, поменьше
хлопот, а на могилу ездить - дело десятое. Не у дурацкого холмика,
поросшего цветами, о человеке вспоминать надо, а повсюду, повсюду, где жили
вместе, где вместе работали, пили, спорили, отдыхали.... Будет что
вспомнить хорошего - вот и отлично, а не будет - грустно, но тоже ничего.
Марк Львович был материалистом до мозга костей, и Белка категорически
поддержала последнюю волю отца, хотя у Зои Васильевны и зародились было
серьезные сомнения, ведь к тому моменту мы уже знали, что возвращаемся в
Москву. "Ничего, мамочка, - сказала моя мудрая жена. - Зато всегда будет не
повод, а серьезная причина в Швейцарию поехать".
Ну а теперь, когда визы были оформлены нам всем, Белка задержалась
сначала в Берлине - для всяких формальностей, связанных с отправкой
контейнера, потом вместе с Андрюшкой махнула в Ланси, чтобы уже втроем с
матерью вылететь в Москву из Женевы. Дом швейцарский решено было продать: