"Гибель Марса" - читать интересную книгу автора (Белозеров Михаил)

  Глава 10.   Статус-кво

  -- Я же сказал, что приведу вас, -- заявил юмон.

  Я отмахнулся от него, как от мухи. У меня было большое подозрение, что все это большой-большой розыгрыш, что сейчас явятся цекулы, или кто там еще, и спасут нас.

  Лехой продолжил спорить. Мне казалось, что надо идти вправо - ведь дураку ясно, что телескопы находились именно там. Нет, Леха стоял на своем: по его мнению, надо было идти влево, потому что мы дважды поворачивали на север.

  Мы ссорились минут двадцать, приводя в свою пользу самые невразумительные аргументы, как-то: солнце у нас над головой, тени от барханов и кустов, а также розу ветров.

  Катажина безучастно сидела на травяной кочке. Рядом с ней валялся разомлевший Росс. Федор Березин выступал в роли третейского судьи. Наконец он важно подкрутил свои армейские усики и сказал:

  -- Посмотрите!

  Мы обратили внимание, что Сорок пятый преспокойно идет себе в километре от нас, причем направление, в котором он двигался, не совпадало с нашими даже теоретически.

  -- Ну и пусть топает, -- заметил Леха, на лице которого я прочитал стремление уличить меня в незнании географии Марса.

  -- Пусть... -- согласился я, предвкушая свою правоту. - Там же север. А у него встроенные магнитные компасы в запястьях.

  -- Ну и что?! - возразил Федор Березин.

  Он меня сразу запрезирал за то, что я преклонялся перед возможностями Сорок пятого, не принимая того, что и юмонов тоже можно уважать.

  -- Здесь нет севера, -- в двадцать пятый раз напомнила Катажина. - Неужели не ясно.

  -- А где следы? - ядовито спросил я. - Где?! Иначе бы мы ходили по кругу!

  -- Мы же выяснили, что компас не работает, -- кривясь, добавил Федор Березин.

  -- С какой стати? - удивился Леха. - Компас?

  Хотя и так был ясно, что что-то здесь не так. Не хотелось думать, что мы действительно кружим на одном месте. И все равно мы почему-то пошли, а затем и побежали следом за юмоном в надежде, что на этот раз он не ошибается.

  -- Стой! Подожди!

  Но Сорок пятый топал, как заведенный. Вдруг я обратил внимание, что ветер стих. Пропали звуки и шорохи.

  -- Леха, -- воскликнул я, придерживая Катажину, -- что-то происходит!

  Он закрутил головой. Юмон с его магнитными кристаллами шел, как робот, уже почти на срезе барханов цвета ржаво-красного цвета, и за ним тянулась ровная цепочка черных следов.

  Внезапно Леха пал на колени и быстро, как заяц, стал рыть ямку. Росс решил, что это игра и пристроился сбоку.

  -- Леха, что с тобой? - испугалась Катажина, решив, что он сошел с ума.

  Для нас у него остался один единственный жест - Леха махнул в сторону, откуда мы пришли. Горизонта не было, вместо него к нам с ураганной скоростью приближалась стена песчаной бури. Она была высотой до небес. По крайней мере, я не видел, где она начинается, а где кончается. В следующее мгновение заревело и застонало. Что было дальше, я не помню. Нас с Катажиной растащило и бросило в разные стороны. Лично я был подобен спичке в унитазе. Единственное, сообразил, что надо стянуть на голову рубаху, чтобы сохранить легкие. Я едва не умер, потому что были моменты, когда невозможно было сделать вдох. Во рту пересохло, и мне страшно хотелось пить, но я не мог даже шевельнуть рукой.

  Внезапно наступила тишина. Песчаная стена удалялась прочь. Шириной она была почти с футбольное поле.

  -- Какие еще доказательства нужны, -- плакала Катажина, вытряхивая песок из волос. - Это не Марс. На Марсе не бывает песчаных бурь.

  Ее платье из черного давно стало бурым, а шаль вишневого цвета улетела вслед за песчаной стеной.

  В общем-то, Катажина была права - с созданием океана планета стала влажной, а ветра умеренными. Редкий, печальный дождик со снегом - вот все, на что был способен Марс, но совсем никак не на песчаную бурю.

  -- Ну ладно, -- согласился я. - А где мы тогда?

  -- Вот в чем дело, -- вмешался Федор Березин, выбираясь из-под кочки, под которой прятался.

  -- В чем? - хмыкнул я, с трудом выплевывая изо рта песчинки.

  -- Это локальные плоские бури. Они заметают наши следы, и мы топчемся на месте.

  -- Идиотство, -- сказал я, вспомнив, что до сих пор не видел ни Росса, ни Леху, ни Сорок пятого. - Тогда это точно не Марс.

  Росса и Леху мы откопали быстро. Зря они ямку рыли - это было опасно. Их просто засыпало, а ямку сровняло с поверхностью. Росса мы вытянули за кончик хвоста, а Леху за уши. Напрасно волновались - как раз оба оказались в полном порядке: Росс отряхнулся и на радостях бросился поливать кусты, а Леха вытянул из кармана шкалик и прочистил горло. Пить водку в пустыне было непростительной ошибкой, которую никто из нас не собирался повторять.

  -- Кто будет? - протягивал он нам бутылку, морщась. - Кто будет?

  Жажда мучила всех, но последовать Лехиному примеру мы не решился. Рос прибежал и, не понимая, что происходит, уставился на бутылку жадными глазами.

  -- А где Сорок пятый? - забеспокоился я и оглянулся в ту сторону, куда, как я полагал, он ушел.

  Сорок пятый пропал.

  Мы обегали все окрест. Раз двадцать взбирались на самые высокие барханы. Едва не потеряли друг друга. Сорвали все голосовые связки и взмокли, как шахтерские лошади, но так его и не нашли. Даже нас главный сыщик - Росс - со своим прекрасным носом не мог взять след - после бури все следы и запахи унес ветер.

  -- Хороший был юмон, -- сплюнул на песок Федор Березин. - Что будем делать?

  -- Не знаю, -- признался я, посмотрев, как его плевок жадно поглощает песок. И тут меня осенило: -- А как вообще мы здесь очутились?

  -- В смысле? - спросил Леха, выглядывая из-за спины Катажины.

  Он снова стал волочиться за ней, стоило мне оглянутся. Шепотом говорил всякие гадости, за которые его стоило отвести за бархан и дать в морду.

  -- В смысле... -- многозначительно повтори я, -- что мы летели в "мотке"!

  И тут мы все вспомнили. А Федор Березин сообщил:

  -- Я знаю, где мы...

  -- Где? - спросила Катажина, брезгливо вытряхивая песок из складок одежды.

  -- В бабоне!

  -- Час от часу не легче! -- Катажина возмущенно соскочила с кочки. - Вот почему здесь никого нет! - она огляделась - быть может, все еще в поисках Сорок пятого юмона, к которому мы все привыкли.

  -- И нет сторон света, -- добавил Федор Березин.

  -- Я же говорил, что это не Марс! - заявил Леха.

  Но от него отвернулись, потому что он как раз твердил об обратном. Один Росс ничего не соврал, а только тяжело дышал - ему страшно хотелось пить.

  -- Нет, -- возразил я. - Мы не в бабоне.

  -- Вспомни, -- попросил Федор Березин. - Мы все свалились на тебя.

  -- Ты же был в кабине?!

  -- Но вовремя сориентировался. Когда "мотка" стала падать, я знал, что ты испугаешься.

  -- Испугаюсь? А... точно! - обрадовался я. - Ох и Федор! Ох и Федор!

  -- Это потому что я самый умный, -- важно заметил Федор Березин и по привычке выпятил грудь.

  В его армейских усиках уже серебрились седые волосы. А некогда густая шевелюра заметно поредела. Но глаза по-прежнему горели азартом и юмором. Женить его надо, подумал я, женить.

  -- Раз ты самый умный, найди путь, как отсюда выбраться, -- вмешалась Катажина.

  -- Очень просто, -- ответил он.

  -- Ну и как? - наклонился к нему Леха, не забывая бросать на Катажину сальные взгляды.

  -- Да, -- спросил я, -- как? Без посторонней помощи это невозможно!

  -- Надо тебя напугать.

  -- Всего-навсего, что ли?! - закричали все, кроме, разумеется, меня самого и Росса, который ничего не понимал, а только крутил головой, дивясь на наше возбуждение.

  -- До полусмерти, -- высказался до конца Федор Березин.

  -- Как ты себе это представляешь? - спросил я, невольно поеживаясь, ибо представил, что они могут придумать - ничего умного, разумеется.

  -- Еще не знаю, -- сознался Федор Березин.

  -- А давайте!.. - вскрикнул Леха, делая глупое лицо еще глупее. -- Нет... -- печально признался он, -- не пойдет...

  Я посмотрел на него, как на врага. Мало ли что он придумает. На его плоской морде было написано, что кроме того, как столкнуть меня с холма или зарыть по горло в песок, фантазия его не работала. Честно говоря, у меня тоже хватало воображения не на многое, как то: чтобы меня стукнули по голове, подвесили за ногу, мучили жаждой или морили голодом. Нет, это было нестрашно. Из-за этого не перемещаются из бабона в бабон по собственному желанию.

  -- А если?.. - поддалась порыву Катажина Фигура, не смея взглянуть на меня. - Нет... -- она покривилась, как от вида крови. - Не согласится...

  Единственно, что она могла придумать - это лишить меня плотских радостей. Страшно, он не смертельно.

  -- Придумал! - воскликнул Федор Березин.

  -- Ну?! - три пару глаз: две вопросительно и одна скептически уставились на него.

  -- Спички есть?

  Леха тут же достал зажигалку.

  -- Ты собираешься его поджечь? - с иронией спросил Федор Березин.

  -- Ну да... -- шмыгнул носом Леха. - А что еще?

  -- Святая наивность! Хм... Хорошие у тебя друзья, -- заметил Федор Березин. - Чего ты больше всего боишься в жизни? - спросил он, доставая из коробка, который нашел в своих необъятных карманах Леха, одну единственную спичку и зачем-то слюнявя ее.

  -- Не знаю. Как-то сразу и не сообразишь... -- я посмотрел на Катажину.

  Не признаваться же в самом деле, что я боюсь потерять ее и Росса. А еще мне не хотелось расставаться с моими какими никакими, но все-таки друзьями: Лехой Кругловым и Федором Березиным.

  -- Доставайте свой планшетник и еще, что там у вас к нему полагается, -- скомандовал Федор Березин.

  Мы достали: планшетник и ключ с брелком.

  -- Раскрывай!

  Раскрыли. Только ничего хорошего не получилось, потому что мы тут же оказались словно под невидимым потолком - верхней твердью, что, собственно, и было небесной границей бабона. Даже Росс взлетел вместе с нами. Естественно, я его на всякий случай придерживал за хвост. Я также держал Катажину под ручку, а Катажина - Леху. Единственный, из нас, кто ни за кого не держался, был Федор Березин.

  Под нами, словно копейка, простилалась круглая пустыня. У меня с непривычки закружилась голова.

  Так как мы ничего не весили, и вообще как обычно были лишь видимостью реальности, то Федор Березин сделал следующее: послюнявленную спичку приклеил к верхней тверди и повис на ней. Видать, он вспомнил свои курсантские навыки портить потолки в общественных туалетах.

  -- Ну?.. - спросил ли мы хором. - Что делать-то?

  -- А теперь валите отсюда!

  -- А ты? -- изумились мы.

  -- А я повишу!

  -- Стоп! - сказал я, невольно хватаясь за него. - Возвращаемся все!

  -- Я, повишу, -- уперто сказал Федор Березин.

  -- Если мы вернемся без тебя, то ты упадешь, -- сказал я унылым голосом.

  -- Ну и хорошо, -- беспечно возразил Федор Березин.

  -- На испуг хочешь взять? - осведомился я, поглядывая на пустыню величиной с копейку.

  -- Хочу, -- признался он.

  Я еще раз посмотрел вниз. Действительно, упасть с такой высоту решится не всякий - мало ли что с тобой случится, хотя это и бабон, он кто знает его свойства? Вдруг в самом деле разобьешься?!

  -- Слушай, -- сказал я ласково, -- иди к нам, -- и даже сделал движение, чтобы оторвать Федора Березина от его спички, но разумеется, ничего не получилось, потому что у нас не было плоти.

  -- Песчаная буря! - крикнула Катажина.

  С небесной высоты она выглядела сущей ерундой, не крупнее расчески на туалетном столике.

  -- Сейчас унесет мой планшетник, -- забеспокоился Леха.

  Росс лизнул меня в щеку. Ему явно хотелось на Землю, где пахло собратьями и где можно было поливать травку и кустики, а не висеть в поднебесье.

  -- Если планшетник унесет, мы все разобьемся, -- радостно сообщил Федор Березин.

  Несомненно, он испытывал садистские чувства.

  -- Вряд ли, -- уперто сказал я. - В бабоне нельзя разбиться.

  -- Чисто теоретически. Вспомни Жору Мамырина, -- нервно сказал Леха.

  Действительно -- тогда мы здорово ударились, выпав в бак с отходами. И я представил, что с нами случится - мы рухнем бог весть с какой высоты и, вероятнее всего, останемся в этом бабоне навсегда, погребенные под тоннами песка, если это в самом деле бабон, а не игра нашего воображения. Вот тогда-то я и испугался. Федор Березин знал, что я боюсь высоты, и действовал наверняка. Коварный, предательский план - иначе бы я не переместился.

  В общем конечно, это как всегда случилось спонтанно, хотя я до сих пор считаю, что меня банально взяли на испуг. Первыми в иную реальность переместились: Леха, Катажина, Росс и я. И только через бесконечно долгую секунду, в течение которой я едва не поседел, из ниоткуда вывалился ухмыляющийся и довольный Федор Березин и плюхнулся рядом прямо в лужу, из которой на пару с жадностью лакали Росс и Леха. Катажина с брезгливостью поглядывала на них. Впрочем, через мгновение к ним присоединился и я.

  Между прочим, планшетника, в котором крутился правильный многогранник - икосаэдр, и ключ от портала вместе с брелком так и остались в бабоне. Что стало с Дураконом сорок пять, мы так никогда и не узнали. Похоже, он до сих пор бродит где-то в поисках выхода. А может быть, его эвакуировали спецслужбы, на которые он работал. Недаром он стремился к какой-то определенной точке в бабоне. Отрастил новые рожки и приступил к работе по выявлению нежелательных элементов вроде нас. Больше мы с ним, как и с комиссаром Ё-моё и Ремом Понтегера, никогда не встречались. В глубине души у меня теплится надежда, что однажды в наш новый с Россом дом постучит Лука Федотов. У нас было бы о чем поговорить и вспомнить былые деньки. Однако проходит год за годом, а Лука не появляется, и о нем ничего не слышно. Быть может, он путешествует по другим галактика? Кто знает? Тому, кто обладает бессмертием, это совсем нетрудно делать.

  ***

  Между тем, мы благополучно переместились ни куда-нибудь, а в самый что ни на есть земной Санкт-Петербург - под окна моего дома номер двадцать пять, на втором этаже которого находилась редакционная квартира восемь, в которой я прожил два года - прямо на Английскую набережную.

  Когда-то меня сослали в этой город после грандиозного скандала в марсианской прессе и суда, после чего я потерял Полину и Наташку, и я решил, что все самое страшное в жизни уже произошло. Но, как видите, ошибался, не только потому что с трудом узнал свою любимы город, но и потому что у меня возникло такое ощущение, что наша история не закончилась, что мы накануне следующих грандиозный событий.

  Мы начали разоблачаться на ходу. Стояла чудовищно-удушающая жара. Ослепительное солнце, которое застыло в зените прямо над Невой, палило немилосердно. Лично с меня пот катил градом в тридцать три ручья. У Лехи под свитером и линялой армейской майкой оказались большой белый живот и оплывшие бабьи плечи. Федор Березин как всегда выглядел атлетом. Недаром в свои тридцать с хвостиком он крутил "солнышко" на турнике. Федор разулся, закатал штаны и, спустившись по лестнице, окунул мосластые ступни в рыжую Неву, где плескались огромные розовые бутоны лотоса и покачивались метелки тростника.

  -- Осторожно! - крикнул я, помня, что в реке водились крокодилы.

  Катажина ограничилась тем, что сорвала лопух и целомудренно стала обмахиваться им. Ну а Росс, которого давно надо было стричь, не долго думая, выкупался в самой глубокой луже и, встряхнувшись, окатил всех фонтаном брызгами, что оказало на нас примерно такое же освежающее действие, как мертвому припарка, потому что вода теплой, как в душевой. Росс вывалил язык и радостно посмотрел на меня, мол, вот я какой молодец, не унываю никогда, и припрыжку бросился вдоль набережной.

  Город действительно стал тропическим. Гроздья разнообразных плодов и цветов свисали как раз на окна моей квартиры, а среди жирный, толстых побегов лиан и винограда перепархивали непуганные стайки попугаев. Напротив, взломав древнюю брусчатку набережной, росла скособоченная пальма, ее листья были величиной с приличный зонт, под ними висели бананы. Между мостовыми плитами щетинилась густая трава.

  Нет это, конечно же, был Санкт-Петербург, но не тот, из которого я бежал два года назад. Что-то в нем изменилось кроме жары, духоты и ослепительного солнца, конечно, и я не сразу понял, что именно. А потом сообразил: пропали люди. Улицы были пусты. Пусты были набережные и мост Лейтенанта Шмидта, который я вначале принял за большой цветущий остров. Хотя в былые времена центральную часть Невы регулярно очищали от растительности, теперь же привычный рисунок пальм на горизонте стал пышнее и загадочней, а отдаленные кварталы казались зелеными холмами. И еще мне показалось, что в районе площади Труда мелькнуло странное животное в одинаковой мере похожее и на пантеру, и на льва.

  -- Все! Уходим! - с тревогой крикнул я Федору, прячась в прохладную тень арки, которая вела в мой двор.

  -- Почему? - беспечно спросил он, плескаясь, словно бегемот.

  -- Потому что откусят кое-что, -- предупредил я, высовываясь из-под арки, в которую волнами вплывал зной.

  Невдалеке что-то всплыло, да не одно, а не числом не меньше трех, и следило за Федором немигающим интересом.

  Федор Березин выскочил наверх, как ошпаренный, держа в руках свои тяжелые армейские ботинки с высоким берцем и оглядываясь на грозную реку. - Крокодилов в жизни не видел.

  -- Брось! - махнул я ему рукой, показывая на ботинки.

  -- Почему? - недоумевал он, подпрыгивая на раскаленных камнях.

  -- Сейчас найдем шлепанцы, -- я с беспокойством поглядывал в сторону площади Труда.

  Леха знал дорогу и уже, несмотря на жару, трусил впереди, перекатываясь, как мячик. Он-то был к курсе дела, что в моей квартире всегда была водка, а как известно от времени она не портится, а становится только лучше. Даже Катажина потеряла для него всякий интерес. Слава богу, подумал я, может, он наконец оставит ее в покое?

  Тащя за руку Катажину, я не удержался и догнал друга. Мы завернули за угол, одновременно распахнули покосившуюся дверь и одновременно взбежали на второй этаж. Росс безнадежно отстал. Ключ лежал там, где ему и положено было лежать - под ковриком. Дверь знакомо скрипнула и легко открылась. Внутри было все как прежде, то есть уютно и по-домашнему приятно, словно я только вчера покинул квартиру. Только пятна плесени на обоях слились и заполнили все стены и было душновато.

  Леха прямиком отправился на кухню, Катажина в спальню, а я - в ванную. Мне не терпелось принять душ и почистить зубы. Как ни странно вслед за ржавчиной потекла приятная теплая вода, и я вдоволь нанежился под ее струями.

  Когда я вышел, обернувшись полотенцем, они уже распахнули все окна и накрыли в зале стол: тунец в масле, шпроты и бычки в томатном соусе, гроздь зеленых бананов, которую, видно сорвали, не выходя на улицу, еще какая-то трава. Леха красовался в самой яркой летней рубашке, которую только смог отыскать в моем гардеробе. Кроме этого он напялил белоснежные шорты, белые носки и, насколько я помню, мои выходные шлепанцы из буйволовой кожи, которые были ему великоваты. Катажина подобрала что-то воздушно-прозрачное из вещей Татьяны Лавровой, чем привела Леху в боевое состояние, и он снова прилип к ней, явно испытывая мое терпение. Федор Березин как и полагается военному нашел себе армейскую майку и армейские бриджи.

  -- Давай! - скомандовал Леха, протягивая мне стакан с водкой.

  Мы выпили, закусили. Потом еще раз выпили и еще раз закусили, расслабились и почувствовали себя друзьями, которых объединяют пережитые невзгоды.

  -- Я же говорил, все хорошо, что хорошо кончится, -- разглагольствовал Федор Березин, покачивая грязной ступней перед моим носом и кивая на распахнутое окно, в которое заглядывали райские цветы.

  Нельзя сказать, что их вид смягчал жару, но в такой парилке даже смотреть на реку было приятно.

  -- И то правда, -- с набитым ртом согласился Леха, маслеными глазами следя за Катажиной, которая в конце концов сообразила спрятаться за меня.

  -- Ну да, -- буркнул я, недовольный тем, что мне достались старые полосатые шорты и мятая белая футболка, которая, правда, эффектно подчеркивала недельную щетину.

  Сфинксы, которые я обычно видел из моего окна, куда-то пропали. Высоченная художественная академия, купол которой обычно царапал взгляд, пряталась под ядовитой шапкой растительности. Даже река была какая-то напряженной и слишком полноводной, словно у нее появились секреты. И вообще, почему-то мне все не нравилось - прежде всего отсутствие жителей. Я невольно подумал о хлыстах.

  Никто не заметил, как они появились. Леха поперхнулся - а они уже рядом.

  -- Хлыстов мы извели, -- сказал тот, что стоял ближе к окну.

  Мне даже показалось, что он в него вошел. Второй находился в глубине коридора у двери, которая была закрыта на засов.

  У меня всегда была хорошая реакция: я выбросил перед собой руку, собираясь превратить их в космическую пыль. Дудки! Ничего не вышло! Ладонь даже не нагрелась. Или у цекулов был античоппер, или от жары, усталости и водки я разрядился.

  -- Спокойно! - нервно воскликнул цекул у окна. - Мы свои!

  За мгновение до этого между нами появилось что-то вроде водяного занавеса толщиной метра три. Сквозь него они смотрелись, как водяные.

  Тогда я узнал старшего. Со времени встречи на болоте он сильно изменился: приобрел копченую лысину и естественным путем стал почти черным. Сразу было видно, что настоящий землянин.

  -- Гиренчир, -- представился он, подавая самые дружелюбные знаки, то есть махал рукой, улыбался и вообще, производил впечатление близкого родственника.

  Голос его прозвучал глухо, как из колодца, и занавес пропал.

  -- А я Есеня Нагайцев, -- назвался второй, подходя. - Мы вас давно ждем, -- и почему-то посмотрел на меня.

  Он тоже был загоревшим до черноты. Усы у него не росли, и только рыжая калмыцкая бороденка, торчащая, как мочало, выдавала в нем азиата.

  -- Здрасте... - Леха пихнул меня в спину своим животом при всеобщем молчании, -- кто это?

  -- Друзья... -- ответил я без особого энтузиазма, не зная, что несет с собой их появление. Наверняка ничего хорошего. - Выпить хотите?

  -- По маленькой, -- согласился Гиренчир, подходя к столу.

  Я уступил место, а Катажина перебралась ко мне на диван. Цекулы расселись между Лехой и Федором Березиным. Надо сказать, что последний вообще не проронил ни слова: то ли испугался - что мало вероятно, то ли не понял, кто это такие.

  Одна надежда была на Леху - он-то хорошо знал свое дело: налил по стакану, да ни что-нибудь, а самой настоящей домашней перцовки, крепкой, словно царская водка.

  Гиренчир выпил, как воду, даже не поморщившись, только крякнул и проглотил три сардины сразу.

  Есеня Нагайцев поперхнулся где-то в середине, но когда поставил стакан, улыбнулся и даже не закусил. Однако глаза у него подернулись влагой и покраснели.

  Федор Березин дернул головой и мрачно произнес:

  -- Уважаю...

  -- Сразу видно, что свои, -- не удержался Леха.

  -- Да цекулы они, цекулы, -- сказал я со вздохом.

  -- Что с тобой, милый? - уловила мою нервозность Катажина.

  -- Не знаю, -- сказал я. - Случится что-то.

  Действительно, если бы у меня был выбор, сбежал бы я куда-нибудь за тридевять земель, чтобы не видеть никого, но, пожалуй бы, Росса захватил.

  -- Не-а... -- покачал головой Федор Березин. - Не... цекулы не такие. А? - и, вопросительно посмотрев на меня, все понял: -- Чем обязаны-то?

  Он почему-то решил, что они опасны, и потом эта чертова стена из воды. У людей нервы не железные. Каждый может сдрейфить.

  -- Ты забыл, что я тоже цекул, -- напомнил я.

  -- Ты другое дело, -- бросил Федор Березин, следя за каждым движением гостей. Он даже, наверное, протрезвел и готов был к решительным действиям, только не понимал, с кем имеет дело.

  -- Оставь, -- сказал я. - Они сами все расскажут.

  И они добродушно поведали. Цивилизация на Земле дышала на ладан. После того, как все смотались на Марс. После восстания хлыстов и неурядиц, связанных с фиолетовым смещением после того, как военных бросили на выживание, все закончилось естественным образом: хлысты и военные перебили друг друга, а население городов разбежалось.

  -- Чего греха таить, -- сказал Есеня Нагайцев, заглатывая бычка, с которого томатный соус, стека на бороду и капал прямо ему на джинсы. -- Конечно, мы помогали. Но все без толку.

  -- Тю... -- невольно махнула рукой Катажина.

  Не верилось, что они в свое время экспроприировали у землян кучу денег - такие честные и правдивые глаза были у Есени Нагайцева.

  -- Почему? - все еще не доверяя, спросил Федор.

  -- Потому, что все города и коммуникации уже были разрушены, да и климат менялся очень быстро.

  -- В общем, столицу перенесли на север, в Мурманск, -- добавил Гиренчир и кивнул, чтобы Леха налил еще.

  Кто-то из наших присвистнул. Мы переглянулись: это что-то да значило. Как минимум - что Земля повторяет судьбу Марса.

  -- Ну и что там? - спросил я, выражая всеобщее мнение, которое заключалось в отрицании реальности - ведь все мы только что пережили гибель цивилизации на Марсе.

  -- Крупнейший город мира: сто тысяч населения. Современный рыболовецкий флот. Земледелие и швейная промышленность. В общем, не все так плохо. Помогаем восстановить цивилизацию в Певеке и на Эксмире. Еще есть порт в Русской гавани на Новой земле. Но пока нам не хватает ресурсов.

  Вот куда, наивно решил я, пошли деньги.

  -- А здесь? - кивнул я в окно.

  -- Здесь только наблюдатели. Так, на всякий случай. Климат тяжелый, лихие люди водятся, зверья понабежало.

  -- А в Москве?

  -- И в Москве тоже.

  -- А юг?

  -- Пунта-Аренас в Аргентине.

  -- Ого! - воскликнул Леха, хотя наверняка не имел ни малейшего понятия, где находится этот город. - Я там не был.

  -- А Австралия? - осторожно спросил Федор Березин, все еще испытывая недоверие к цекулам, которые оказались самыми настоящими земными мужиками, потому что жрали водку наравне с нами и не пьянели.

  -- Нет Австралии... -- произнес Есеня Нагайцев, -- спеклась вместе с аборигенами.

  -- Понятно... -- тоном покойника протянул Леха.

  -- Я не понимаю! -- возмутилась Катажина Фигура, -- а куда же все делись?!

  -- Все гораздо хуже, чем мы ожидали. И куда бедному крестьянину подать?!

  В двух словах рассказал ей историю Земли за последние двести лет. О том, как США устроили третью мировую, как их обезоружила третья сила. Как бастовали МКС на Луне, как грохнули Англию, как уничтожили Ближний и Средний Восток. Ну и много еще чего.

  Гиренчир только согласно кивал. А моя Катажина бросала на него неприязненные взгляды. Только в чем он был виноват? Хотя у меня от их визита было тягостное чувство - все это должно было кончиться чем-то нехорошим.

  -- Это я все знаю из учебников истории! - рассердилась Катажина. - Вы мне скажите, зачем мы тогда сюда прилетели?

  -- Когда-то мир был другим, -- начал объяснять я, но Гиренчир перебил.

  -- Все правильно, -- сказал он. - За исключением того, что 26 апреля 2028 года комета "Урсула" упала по нашей наводке. Перед нами стояла задача уничтожить наиболее агрессивную сторону наименее безопасным способом, иначе бы сейчас мы не беседовали с вами.

  -- Уничтожили! - в сердцах воскликнула Катажина, показывая на полноводную, мутную Неву.

  -- Надо было выбирать: климат или жизнь. Климат изменился, -- непонятно кому пояснил Гиренчир. - Могло быть и хуже. К тому же мы помогли вам освоить Марс.

  Переживания Катажины больше никого не волновали. Молчащий до этого Федор Березин загадочно уточнил:

  -- Так это вы, значит?!

  -- Мы... -- настороженно согласился Гиренчир.

  -- Вот не знал! -- восторженно заметил Федор Березин после некоторого замешательства, -- и в свойственной ему манере добавил: -- Значит так нашим врагам и надо! -- Настроение у него в миг изменилось. -- Враг моих врагов - мой друг!

  -- Ну и отлично, -- явно с облегчением резюмировал Гиренчир и спросил: -- Теперь вы согласны?

  -- С чем? - хором удивились мы.

  -- Перемещаемся в столицу, за одно и на мир посмотрим.

  -- А у нас есть выбор? - кисло осведомился Федор Березин, который, как и я, что-то заподозрил.

  -- Да? - вмешался Леха Круглов. - Есть или нет?!

  Его беспокоило два обстоятельства: початая бутылка водки и, конечно, Катажина Фигура, которую я легкомысленно считал своей невестой.

  -- Есть, конечно. Остаться здесь и прозябать на радость грабителям и разбойникам.

  -- Поняла или нет? - спросил я у Катажины, пытаясь возродить к ней старые-старые, самые первые чувства.

  Действительно, куда мы еще могли податься: Марса не существовало, Земля находилась в упадке, Европу - спутник Юпитера - еще не обжили. Остальные большие и малые планеты галактики не были пригодны к жизни. А технологии перемещения со световой скоростью у землян, как известно, не было. Цекулы берегли ее как зеницу ока.

  Лично мне не хотелось покидать Санкт-Петербург. Я бы с удовольствием побродил по его улицам, заглянул бы в редакцию. Вдруг там сидит Алфен? Леха тоже, думаю, сбегал бы домой. Мы в ним завалили бы в наш подвальчик, где подавали холодную водку. Но теперь это по словам цекулов было опасным мероприятием. И мы согласились, выпив на посошок. У цекулов движения стали размашистее, а голоса громче. Но по-моему, мы все орали от возбуждения.

  Леха спрятал в карман початую бутылку, а Росс быстренько доел остатки трапезы и вылизал все консервные банки. Между тем я тихо плавился, словно сидел в духовке. Катажина да и все остальные чувствовали себя не лучше. После умеренного, влажного климата Марса, Земля казалась, в лучшем случае, самой верхней полкой в русской бане.

  Тарелка цекулов висела как раз над мостом. Вернее, это была не тарелка, а треугольный корабль из той серии, который сбили астросы над Санкт-Петербургом.

  От треугольного корабля к распахнутому окну протянулся огромный трап в виде шланга, по которому мы попали в прохладную каюту корабля и тут же взлетели, даже не поняв этого, потому что не ощутили ни перегрузок, ни волнения. Только Катажина, выглянув в иллюминатор, истерически ойкнула. Я тоже посмотрел: под нами расстилалась Европа. Редкая гряда облаков тянулась от Голландии до Сибири. Сплошная зеленая равнина разбегалась во все стороны. Даже Уральские горы выглядели, как холмы Африки. Мелькнули, на мгновение отразив солнечный свет, Обь и Енисей. Карское море плескалось в обрамлении голубых оттенков. На Новой земле и Таймыре росли леса. Помнится, в былые времена здесь завелись экзотические животные из мегафауны: мамонты, шерстистые носороги, саблезубые, которых, похоже, мы видели в городе, и прочая нестандартная живность.

  Потом корабль сделал крюк в южном направлении, и мы увидели то, о чем говорили цекулы и во что не хотелось верить. Примерно с широты Аральского и Каспийского морей начиналась самая настоящая пустыня - сплошные барханы сколько хватало глаз далеко на юг, где воздух становился белым и раскаленным. Самих морей, конечно, уже не существовало. Средиземное уменьшилось до размеров Онежского озера, а Геркулесовы столбы оказались на суше. Пиренейский полуостров высох и побелел. Из моря песка торчали обгорелые пики гор. Впрочем, это произвело впечатление только на землян, то есть на меня и Леху Круглова, потому что мы привыкли к иной географии. С горя Леха приложился к бутылке.

  -- Будешь?

  Я тоже выпил, даже не ощутив вкуса водки. Мне хотелось взглянуть, что стало с Ираном и близлежащими странами, которые подверглись ядерной атаке, но корабль цекулов направлялся к Атлантике. Словно угадав мои мысли, Гиренчир сказал:

  -- Район закрыт не только по этическим соображениям.

  -- А что там? - спросила Катажина, которая не поняла, что вообще происходит.

  -- Оплавленная, радиоактивная пустыня. Толщина стеклянной корки до метра.

  -- А... -- только и ответила она и вопросительно посмотрела на меня.

  -- На такой высоте нам ничего не угрожает, -- пояснил Гиренчир.

  Корабль цекулов заметно снизился - мы шли, что называется, по загривку земли. Несмотря на то, что корабль был одет в плазменную защиту -- во что-то подобие "кужуха", мы видели все очень хорошо. Внизу промелькнул северный берег Африки - желто-белый, как кости, затем -- Атлаские горы Марокко, которые казались лунными скалами на фоне безжизненного пейзажа, не говоря уже об "естественных" пустынях Алжира и Туниса, которые стали еще более естественными. А потом начался океан, и мы, не снижая скорости, со всего маху под острым углом вошли в воду.

  Лично я, отпрянув от иллюминатора, испытал шок. Мне казалось, что мы разобьемся и утонем. Но когда оглянулся на Гиренчира, то понял - это сюрприз.

  -- Фу... -- сказал я, вытирая капли пота на лбу. - Так можно довести до инфаркта.

  Я устал от впечатлений и плюхнулся в кресло, из которого тоже было хорошо видно.

  Оказалось, что мы совершенно не в курсе последних событий в геополитике.

  -- Тройственный Союз обязал нас и астросов покинуть Землю, -- скорбным сообщил Гиренчир.

  -- Это плохо или хорошо? - спросила Катажина.

  -- Вот с этого и надо было начинать, -- заметил я.

  В его словах была какая-то подковырка, но я еще не понял ее. И потом было интересно - кто же третий, если союз тройственный? Третья сила, похоже, была третейской, иначе ее никто не слушался и не боялся бы.

  -- Теперь вы будете развиваться самостоятельно.

  -- Ну да, -- проворчал Федор Березин, -- как издевательство: вначале устроили заварушку, а теперь в кусты.

  -- Сейчас мы вам покажем базы, которыми они пользовались многие тысячелетия в Атлантической впадине.

  -- А то мы не знали! - саркастически высказался Леха Круглов. - Только руки коротки.

  -- А потом слетаем к нашим, -- добавил Гиренчир, не обращая внимания на наши переживания.

  Зря Леха с Федором Березиным петушились. Мы только предполагали, но никогда не знали истинных размеров экспансии. Тарелки астросов бороздили морские и воздушные океаны Земли, но земляне только сейчас приблизились к подобным технологиям и то благодаря тем штучкам-дрючкам (например, все то же планшетник), которые астросы и цекулы на протяжении трех десятилетий подбрасывали в Тунгускую зону, из-за чего, собственно, и разгорелась третья мировая.

  Честно говоря, я не знал, радоваться или нет. Ну жили астросы рядом с нами, ну летали, провоцируя людей на божественную интерпретацию явлений. Собственно, все было нормально до появления хлыстов на Земле и каменов -- на Марсе. Если бы астросы и их слуги - черные ангелы, не вмешались в судьбу человечества, то все текло, как текло и сто, и тысячу лет тому назад.

  Однако, я забыл о самом важном факторе - фиолетовом смещении. Носило ли оно локальный характер или было всеобъемлющем явлением во Вселенной, никто не мог сказать точно. Но фиолетовое смещение послужило катализатором к последующим событиям. Раз существовала черная пятница, значит, время до сих пор текло не так, как мы привыкли. Ну и что? В конце концов мы все приспособились и даже находили свои плюсы в таком мироустройстве. Стоило ли затевать бучу? Наверное, стоило, потому те же самые астросы пытались весьма неумело спасти человечество как уникальный биологический вид. Теперь мы знаем, что ничего у них не вышло.

  В свете мощных прожекторов мы увидели то, что в начале приняли за склон горы, а на самом деле это оказалась ровная плоскость явно искусственного происхождения, на которой лежали осадки.

  Вдруг вся картина перед нами предстала совершенно в другом виде и масштабе: одновременно зажглись сотни, тысячи огней таких же треугольных кораблей, как и наш. И кроме этих кораблей ровным светом засветились пресловутые шары. Они выплывали из-за этих плоскостей, и вдруг мы поняли, что видим всего лишь одну из сторон гигантской пирамиды.

  Шаров было сотни, тысячи. Они выстраивались в ряды и пропадали во мраке океана. И пирамид было сотни, тысячи. Они тоже вспыхнули ровным сильным светом, словно прощаясь со своими обитателями.

  -- Подобное уже было на Земле, -- сказал Есеня Нагайцев.

  -- Что было? - спросил я, с трудом отрываясь от увиденного.

  -- Астросы уходят, -- пояснил Гиренчир. -- Когда-то мы пытались освободить Землю от них. Однако это кончилось третьей мировой у вас и пятой космической в Тройственном Союзе. На этот раз положение изменилось: из-за сжатия вселенной астросы вынуждены отступить в глубины космоса.

  -- Что будет с базами? - спросил я.

  -- Взорвем, как наши.

  -- Ваши?

  -- А что ты думал? Мы тоже здесь обитали, только в других местах. Например, во впадине, которую вы называете Челленджер. Вот и ваш товарищ в курсе дела, -- он посмотрел на Леху.

  Впервые я увидел, как Круглов стушевался.

  -- Ты чего? - спросил я. - Правда, что ли?

  Леха шмыгал носом и смотрел в сторону.

  -- Правда...

  -- Что же ты молчал?

  -- А вы бы мне поверили?! - возмутился он.

  -- А бог тебя знает! - многозначительно произнес Федор Березин. - может, и поверили бы.

  -- Рассказывай! -- потребовал я.

  -- Никуда я не улетал, -- буркнул Леха.

  -- А как же Бетта-Панторис? - удивился я. - Ты же к черным ангелам в плен попал.

  -- Ну да, попал. Только мы покрутились в космосе и назад на Землю плюхнулись.

  -- Ага, понятно, -- многозначительно протянул Федор Березин. - "Мы", значит?!

  -- Ну не придирайся, -- огрызнулся Леха. - Оговорился я. Оговорился.

  -- На нашу Землю? - глупо удивился я.

  Еще больше удивилась Катажина, потому что Леха, похоже, все же волновал ее. Даже Росс подошел и едва не поднял лапу на кресло, в котором восседал Леха. Но почему-то удержался.

  -- Вначале я очутился на подводной базе у Южного полюса.

  -- Где точнее? - спросил я.

  -- В котловине Беллинсгаузена...

  -- Есть такое? - я посмотрел на Гиренчира.

  -- Есть, -- сказал он. - Мы знали о ней.

  -- И что ты там делал?

  -- А ничего, -- ответил гордый Леха. - Отчеты писал.

  -- Какие, на фиг, отчеты?

  -- Бумажные! Какие еще! - покривился Леха. - Больше ничего не знаю.

  -- Ну ладно, -- махнул рукой Федор Березин, -- не хочешь рассказывать, не надо.

  -- Ты понял что-то? - спросил я у него.

  -- Так, кое-что.

  -- А я понял, -- сказал я. - Лека пытается впарить нам, что никакой он не шпион.

  -- Ну и бог с ним, со шпионом... -- миролюбиво сказала Катажина.

  -- Тогда выходит, ты водил нас за нос?

  -- Нет, -- вмешался в разговор Гиренчир. - Круглов был законспирированным агентом. Ничего предосудительного он не успел сделать. Их готовили на случай войны.

  -- Это правда? - пристали мы в Лехе.

  -- Ты же знаешь, -- покаялся Леха, -- я всех вас люблю, -- и почему-то посмотрел на Катажину.

  -- Леха, ты нам расскажешь, кого ты любишь больше? - ласково спросила Катажина.

  -- А что со мной будет?

  -- Да ничего с тобой не будет! - раздраженно воскликнул Федор Березин.

  Они продолжали ссориться, а Гиренчир, взяв меня под руку, сказал:

  -- Можно вас на секунду? -- и вывел в коридор, который опоясывал центральную часть корабля. Номер нашей каюты, как ни странно, был тринадцатым. -- С вами хочет поговорить сенатор Парфен Черноков.

  И мы вошли в соседнюю каюту.

  Я лично не был знаком с Черноковым, но знал, что он председатель комитета по безопасности.

  Каюта была пуста. В ней находились два кресла и стол между ними.

  -- А что он тоже?.. - осторожно спросил я.

  -- Он тоже, -- кивнул Гиренчир.

  -- В смысле цекул? -- уточнил я.

  -- Да, -- сказал он.

  В иллюминаторы брызнул дневной свет -- мы снова оказались над океаном.

  Белые шары астросов, на всякий случай одетые в плазменную защиту, и треугольные корабли цекулов заполнили все небо. Один за одним они делали ловкий маневр и пулей покидали атмосферу Земли. Некоторое время мы еще видели белые или красные точки, но затем и они растворялись в голубом просторе. Внизу под нами бурлила морская гладь - там в темной мрачной глубине взрывались пирамиды астросов. Впрочем, не успели мы миновать южную оконечность Америки и налюбоваться на город Пунта-Аренас и пустыни там, где когда-то текла великая Амазонка, как прямо из ледников Антарктиды взлетела еще одна вереница белых шаров и исчезла в космосе.

  -- Эти осваивали пресные озера Южного полюса, -- пояснил Гиренчир.

   На высоте примерно восемнадцати километров мы увидели границу дня и ночи.

  -- Мы что улетаем? - забеспокоился я.

  -- Тройственный Союз уходит из галактики.

  -- А... мы? - оторопело спросил я.

  -- Все уходим. Это один из основных пунктов договора. Отныне человечество останется в одиночестве. Чистый генетический эксперимент.

  -- Но я не хочу! С какой стати! - Я выскочил в коридор и распахнул в каюту номер тринадцать.

  Она была пуста. Гиренчир, как привязанный, топал за мной. Я схватил его за грудки.

  -- Что вы с ними сделали?

  -- Спокойно, спокойно, -- развел он руки, давая понять, что не собирается со мной драться. - Ваши друзья отправлены в Мурманск.

  -- Какой, на хрен, Мурманск?! - я потащил Гиренчира следом за собой и выглянул в иллюминатор.

  Действительно даже с такой поднебесной высоты можно было рассмотреть контур Кольского полуострова. И его на зеленом фоне можно было разглядеть крохотную капсулу, которая скользила вниз. Над ней как раз раскрылся белый парашют.

   -- Я хочу остаться! - заявил я, мотнув головой в сторону иллюминатора.

  -- Это невозможно, -- заявил Гиренчир. - Согласно решения Тройственного Союза...

  -- К черту союз! - крикнул я.

  -- Отпустите меня, -- попросил Гиренчир.

  Он был ниже меня ростом и явно слабее. Я отпустил его и упал в кресло. Сил не было выяснять отношения. Гиренчир еще что-то лепетал, объясняя ситуацию, типа:

  -- Все цекулы должны покинуть солнечную систему... Мы играем по честному...

  Или:

  -- Тройственный Союз - это очень серьезно!

  Или:

  -- Мы должны поскупиться малым из-за большего!

  -- А ради чего?

  -- Ради будущего!

  -- А что я буду делать там?! -- я ткнул рукой в черное, бездонное небо.

  Все же я был настоящим землянином и не привык к масштабам космоса. Я хотел прожить долгую жизнь и умереть на родной планете.

  -- По-моему, вам надо выпить и расслабиться! - к дверях каюты в белой рубашке и галстуке, подтянутый и бодрый, стоял сенатор.

  Он руководил комитетом по безопасности Земли, и у него были самые широкие полномочия. К тому же в прессе его называли Непримиримым Парфеном за позицию по вопросу астросов. Естественно, в последнюю неделю я не следил за прессой - не он ли является одним из авторов великого переселения цекулов? Смысл заключался в том, чтобы, как минимум, сорвать куш в Земных банках и на падении акций.

  Черноков потащил меня к себе. Что мне оставалось делать? Я был словно в трансе - какой-то Тройственный Союз, который я в глаза не видел, самым наглым образом вмиг решил мою судьбу. А как же демократия? Эта священная корова, которую так лелеяла цивилизация? Все коту под хвост! О маленьких людях, то бишь, цекулах, забывают в первую очередь.

  Гиренчир пропал, а Парфен Черноков нарочито суетился. Оказывается, я сидел у него в каюте и он махал на меня платочком. Затем он куда-то позвонил, и почти мгновенно явился стюард.

  -- Самой лучшей водки и закуски! - приказал Черноков.

  -- Извините, но на взлете не подаем.

  -- Мальчик! Ты не понял! Дай нам водки! Мы земляне! - Парфен Черноков многозначительно потыкал в меня пальцем. - Прощаемся с родиной. Бутылку пшеничной!

  К сожалению, я не уловил в его словах ни тени юродства, иначе бы у меня был повод встать и уйти.

  -- Извините, не сообразил, -- дернулся стюард. - Все сделаю, -- он подобострастно улыбнулся, очевидно, признав сенатора.

  Парфен Черноков проводил его нервным взглядом, но когда обратился ко мне, его лицо снова было лицом бодрячка.

  -- Проблема не в том, что мы уходим, -- сказал он. - Проблема в контроле. Мы должны! Нет, обязаны вернуться! Для этого нам очень скоро понадобятся люди, такие люди, как вы.

  -- Ну так оставьте меня, -- попросил я. - Клянусь, я никому ничего не скажу. Стану рыбаком или буду выращивать картошку.

  -- А ваши друзья? - Черноков наклонился и сделал многозначительную паузу.

  -- Что мои друзья?.. - не понял я.

  Он пояснил, как школьнику:

  -- Они же знают, что вы цекул.

  -- Что все так серьезно?

  -- Вы сразу подставите их под удар.

  -- Ну да, -- оторопело согласился я, приходя в себя, но все еще не очень вникая в суть разговора.

  Выходит, на Земле все же остались законспирированные цекулы. Наверняка и астросы оставят своих агентов. Значит, на Земле начнется, нет, почему начнется? Уже началась тайная война. И меня хотят втянуть в эту войну.

  -- Я обещаю, что найду вас на ЮБИ-313, -- успокоил меня Черноков.

  -- А что такое юби? - спросил я, лихорадочно ища выход из положения.

  -- ЮБИ?! Гм... -- Черноков снисходительно улыбнулся. -- ЮБИ-313 - это планета в созвездии Альфа Центавра. Очень похожая на Марс. Только там почва не красная, а сера, как на земной Луне.

  -- Тоска... -- я сделал вид, что-то припоминаю, хотя у меня не было никакой информации о каких-то ЮБИ-313. И звучит как-то не по земному. ЮБИ! Нет, мне все-таки больше по нраву Санкт-Петербург или Москва, да и вообще-то, конечно, -- Земля!

  -- Почему тоска? - с нотками превосходства возразил Черноков. - Отличные города. Не такие, как земные, но тем не менее. И женщины там вполне, вполне... Впрочем, если вы не захотите, вам придется изменить внешность. При современных технологиях это сущая ерунда! И, конечно, не иметь контактов со всеми, кто вас знал. Голос останется прежним. Манеры тоже. Привычка одеваться... Хотя все можно... Ну вы меня понимаете? В общем, образ жизни.

  Если из меня хотели сделать шпиона, то внешность, действительно, надо было менять. А это значило, что прости-прощай Катажина, Леха, Федор Березин и Росс. При мысли о последнем у меня сжалось сердце. О Катажине можно было не волноваться. Она быстро найдет мне замену. А вот Росс. Нет, я не мог его бросить. К тому же журналист, который становился шпионом - уже не журналист. Это самое последнее дело. Род занятий не располагает. Это буду уже не я -- Викентий Сператов, а другой человек.

  -- Разумеется... -- кивнул я, с тоской выглядывая в иллюминатор.

  Корабль все еще барражировал над Кольским. Даже снизился. По крайней мере, черной полоски космоса уже не была видно, облака заметно расступились, а вдоль побережья стала различима бирюзовая полоска шельфа и голубые краски субтропиков.

  И вдруг я понял, что я не цекул. Какой я, к черту, цекул?! Если мыслю и чувствую как человека, как землянин, и тоскую по этой загаженной, истоптанной, поруганной, но все же родной Земле.

  -- Сейчас мы в этом секторе полетаем, проконтролируем, как уходят эти... в смысле астросы, а потом двинем домой, -- объяснил сенатор.

  Вот теперь он говорил, как все сенаторы, - поучительно и высокомерно.

  -- Ваша водка... -- стюард расстелил салфетки, расставил закуску и рюмки.

  -- Что это такое? - губернатор брезгливо кивнул.

  -- Простите?.. - не понял стюард.

  -- Принеси стаканы и "минералку".

  -- Слушаюсь.

  -- Я весьма оптимистично смотрю на ситуацию, -- продолжал губернатор. - Прижмем кое-кого в Тройственном Союзе, расширим зону влияния. А Землю оставим как генетический резервуар. Никто ее не тронет. Никому она не нужна.

  Врешь, подумал я, просто брать уже нечего. Нас от силы с полмиллиона. Но спросил:

  -- Почему?

  -- Потому резервация для чистоты эксперимента, -- объяснил сенатор, как бы делая меня этой фразой избранным. У нас есть на примете новая планета. Люди там, конечно, не водятся -- похожие существа. Это прибавит нам сложностей, но дело того стоит.

  -- Ну да, -- мрачно согласился я, потому что ненавидел цинизм и мышление зарвавшихся политиков. - Как-то сразу не сообразил.

  По роду занятий мне приходилось встречаться с ними. С таким людьми надо было держать ухо востро, потому что они мыслили другими категориями, среди которых не было понятия человеколюбия, и привыкли к многоходовым комбинациям, концовка которых в любом случае лежала у них в кармане.

  -- Извиняюсь, -- появился стюард, -- ваша вода и стаканы. Что-нибудь еще?

  -- Свободен, -- отозвался губернатор, разливая водку.

  -- Я кое-что забыл, -- сказал я, поднимаясь и делая вид, что направляюсь в соседнюю каюту.

  -- Надеюсь, вы вернетесь? - слегка обеспокоился Парфен Черноков.

  -- Разумеется... -- как можно более равнодушно бросил я и даже пошутил: -- Куда я денусь с подводной лодки?

  Сенатор цинично рассмеялся мне в след.

  За тринадцатой каютой находилось багажное отделение, а дальше - входной люк цекуловского корабля, к которому давеча присоединялся шланг.

  Я огляделся -- коридор был пуст.

  -- Простите, -- я заглянул в каюту стюардом.

  -- Что желаете? - поднялась одна из них.

  -- Я хочу взять блокнот из своих вещей.

  -- Номер вашей каюты?

  -- Тринадцатый, -- ответил я.

  -- Пожалуйста.

  Она открыла мне багажное отделение.

  Я молил бога, чтобы дверь за ним оказалась не на замке.

  -- Вы знаете, как пользоваться? - стюардесса протянула мне ключ от багажа, улыбнувшись профессионально и вежливо.

  Наверное, тоже цекул, неприязненно подумал я, минуя багажное отделение и захлопывая за собой дверь коридора. Дальше был тупик и выход.

  В контейнере я обнаружил кронштейны для крепления трапа и одним из них заблокировал ручку двери.

  В толстое окно двери я увидел, что с той стороны появился вначале встревоженный стюард, который обслуживал нас, а затем девушка, которая дала мне ключ, и еще какие-то лица.

  -- Откройте!!! - кричали они истерически и дергали ручку.

  Однако как только поняли, что я вожусь с люком, тут же предпочти ретироваться.

  Потом, как черт и табакерки, возник Парфен Черноков. Он заглядывал в окно округлившимися глазами и твердил:

  -- Сператов, давайте поговорим!.. Не делайте глупостей!

  Не знаю, что выражало мое лицо, но Черноков почему-то отшатнулся.

  -- Вы сумасшедший?

  Сквозь стекло его голос доносился, как из подвала.

  -- Да!!! - крикнул я.

  -- Вам все равно не выбраться!

  Он конечно, не знал, что я обладаю чоппером, но опасался за свою политическую жизнь. Вместо Чернокова появились члены экипажа в фирменных фуражках.

  -- Сейчас мы тебя достанем! - кричали они, возясь с ручкой двери.

  Входной люк находился напротив и даже на мой непрофессиональный взгляд была весьма массивным -- со множеством блокировок и стопоров. Экипаж мог не волноваться. Такую дверь можно было выбить разве только взрывом в сто мегатонн.

  Мне еще не приходилось выпрыгивать из космических кораблей. Действовать следовало быстро и уверенно, потому что в дверь били чем-то тяжелым, а стекло пошло трещинами. Не знаю, зачем они это делали - разгерметизация корабля наверняка приведет к его гибели. Да и какая дверь выдержит ударную волну?! Этого я не знал, и, честно говоря, мне было наплевать.

  Я как можно крепче вжался в ребристые переборки космолета и наискосок ударил чоппером. "Бух!" -- раздался короткий звук, словно раскупорили бутылку, только гораздо громче. Трудно было понять, что произошло дальше - череда громких хлопков и жуткие завывание проникли до самого нутра. Правую руку вывернуло. Мелкие осколки посекли ногу и бок, он я ничего не чувствовал. К тому же я был оглушен. От яростного ветра перехватило дыхание. Меня едва не унесло следом. Вся мощь удара пришлось по направлению коридора. В нем погас свет и гудело, завывая, как в аэродинамической трубе. Внезапно все стихло. Не было слышно даже, как работают двигатели корабля.

  Подо мной плыли белые облака и, как огромное зеркало, сверкало Баренцево море. Я почувствовал, что пол уходит из-под ног, сделал шаг в пустоту и стал падать на Землю, туда вниз - к друзьям: Катажине, Лехе, Федору Березину и Россу.

  Конец.