"Николай Сказбуш. Октябрь " - читать интересную книгу автораугасла.
Ему тогда едва минуло пятнадцать. Тимош ничего не знал - до самого последнего дня - об этой предстоящей сходке. За долгое время подготовки никто ни словом не обмолвился при нем - не потому, что таились от парня, а так уже повелось в семье Ткачей: оберегали Тимоша от малейшей опасности. Приемная мать Прасковья Даниловна все еще видела Тимоша малым дитем, каким помнила его в семье Руденок, беспомощным сиротою, и все помыслы ее были направлены к одному - вырастить, довести до ума бедного ребенка. Втайне она мечтала определить Тимоша в техническое училище, чтобы стал он образованным, независимым человеком, хозяином своей жизни, по примеру ее сыновей. Впрочем, она никогда не говорила "мои", а всегда говорила "старшие", или, озабоченно поглядывая на Тимоша, - "младшенький". Так и вырос он в семье Ткачей младшеньким, если и не самым любимым, то уж во всяком случае самым оберегаемым. Недаром Тарас Игнатович подшучивал над старухой: - Она и своих так не доглядала! Что же касается самого Тараса Игнатовича, то и у него обнаружилась примечательная способность: человек строгий, а порой и жесткий, вынесший на своих плечах тяготы лютой реакции и репрессий, тяжесть подполья, требовательный, безжалостный к себе, он утрачивал эти качества, чуть дело касалось Тимоша. - Отец его, Руденко, - говаривал он в минуты раздумий и откровенности, словно извиняясь за непростительную мягкость свою, - наш ведь, обыкновенный рабочий человек. А умище! Сила! На всю округу гремел. В присутствии Тимоша о рабочем вожаке Руденко упоминалось нередко, да забастовках на паровозостроительном, непременно вспомнят о Руденко. Тимош жадно ловил каждое слово о нем, по ночам повторял про себя все, что удалось узнать. Он вздрагивал, когда случалось услышать слово "отец". С мучительной страстностью расспрашивал о нем или, напротив, таился, не решаясь произнести его имя, терпеливо выжидая, чтобы заговорили другие, с непонятной упорной ревнивостью скрывая, оберегая свое чувство. И так же неожиданно это целомудренное молчание сменялось неистовым, почти исступленным стремлением знать все: - Расскажите что-нибудь про батьку, - приставал он к Прасковье Даниловне. - Да уже все рассказала. - А вы что-нибудь вспомните. - Ну, что еще вспомнить? - А кто он был? - Да кем ему быть, - рабочий, простой человек. - Говорили - боевыми дружинами командовал. - Потому и командовал, что рабочий. Но Тимош видел отца только таким - во главе боевых дружин, с полыхающим знаменем над головой. Ночами он грезил, а днем одолевали дроби, наречия, буква "ять". Целый год долбил он, зажмурив глаза: "Бедный, белый, бес. Нежный, немой, немец..." Множил числители на знаменатели, переносил запятые в десятичных дробях, проводил касательные, выводил окружности, а через год срезался на экзамене, заявив законоучителю, что пророк Илья "сдрейфил и утек в пещеру"... |
|
|