"Дмитрий Скирюк. Блюз черной собаки" - читать интересную книгу автора

этаж громадного жилого дома. Вдоль него по всей длине тянулся слабо
освещенный лампами дневного света коридор, по обе стороны которого
располагались кабинеты, комнаты, лаборатории, склады и даже, кажется,
библиотека. Всюду громоздилось снаряжение: вёдра, пластиковые тазики,
болотные сапоги, оранжевые прорезиненные плащи и спасжилеты, мотки верёвок и
уйма герметичных пластиковых банок в картонных ящиках. С зелёных стен
свисали сети и неводы. Пахло ацетоном, рыбой и формалином - почуяв этот
запах, я мгновенно перенёсся лет на десять в прошлое, когда я учился в
медицинском.
- Как на подводной лодке, - высказал я свои впечатления в ответ на
молчаливый взгляд Тануки.
- Они и живут так же, - заявила та. - Раз в неделю выбираются купить
продуктов, а в остальное время носа отсюда не кажут. Если Пермь провалится к
чертям, они об этом узнают только дней через пять.
- Ничего себе... А спят они где? Здесь же?
- Ага. В гостевой. Пошли. Чего встал?
"Карл Маркс", как актёр, сыгравший роль, исчез со сцены. Коридор был
пуст, тёмен и пугающе тих, только где-то за дверью еле слышно бубнил
телевизор и играла музыка.
- Где все-то?
- Полевой сезон, - пояснила девушка, пробираясь между вещевых
завалов. - Все ж на выезде, работают на реках, в экспедициях, а кто остался,
отдыхают перед следующими... - Она свернула налево и поздоровалась: -
Привет, мальчики!
"О! Здорово! Привет!" - загалдели ей навстречу радостные голоса. Я
свернул следом и оказался в холле, обитом дерматином цвета тёмного бордо.
Здесь пили. На одном конце стола стоял надорванный кейс с двумя
дюжинами пива в банках, на другом - литровая бутылка водки дорогой марки
(тоже, кстати, початая). Пространство между ними заполняли бутерброды с
колбасой и сыром, раскупоренные банки с маринованными огурцами, перцами и
консервированной кукурузой, миска с помидорами, глубокая тарелка с молодой
картошкой и электрический самовар. Судя по количеству еды и внешнему виду
собравшихся, веселье только-только началось. Пирушка была чисто холостяцкой,
сложных блюд приятели не признавали, и вообще, похоже, подъедали старые
походные припасы. Вопреки моим ожиданиям, рыба в меню не входила ни в каких
видах. Из огромного и старого компашника наигрывали "Blackmore's Night",
первый альбом. Тихая музыка удивительно не соответствовала картине.
- Это Жан, - непринуждённо представила меня собравшимся Танука. - Что
празднуем, Вадь?
- Гонорар, - ответил сидящий в раздолбанном кресле парень, и я
повернулся к нему.
Писателю было лет тридцать, и выглядел он кем угодно, только не
инженером человеческих душ. Одетый в серый свитер с растянутым воротом и
вытертые джинсы, он оказался среднего роста, с незагорелым, правильным, но
совершенно заурядным лицом, вдобавок был склонен к полноте. Рыжеватые волосы
сильно вились и не видели расчёски по меньшей мере неделю. Глаза, серые,
слегка навыкате, смотрели прямо и оценивающе. Веки красные - наверное, от
недосыпа. Представляясь, он привстал и протянул руку:
- Вадим.
- Жан.