"Эдуард Мартинович Скобелев. Невинную душу отнять " - читать интересную книгу автора

ветер никаких других запахов, кроме обычных лесных, не приносил.
Когда Лось возвратился на прежнее место, Лосихи уже не было.
Куда она подевалась? Куда пошла?
Следы довели его до проселка и пропали, сбитые следами рубчатой резины,
а запахи все утонули в ошеломляющей вони жидкости, которой всегда пахли
движущиеся железные чудовища.
Куда было идти?
Между тем пространство начало сереть, мертветь, затихая перед
сумерками.
"Пошла к людскому жилью, - решил Лось. - Куда же еще? Стало совсем
плохо, и она решилась..."
И он уверенно зашагал к поселью, ловя запахи широкими ноздрями и
сортируя их: вот запах грязных полевок, и под снегом продолжающих
прожорливый промысел, вот запах куропаток, затаившихся в кустах и еще
медлящих с ночлегом, вот запах замшелого, подслеповатого секача, угрюмым
утюгом промчавшего где-то у дороги, вот запахи сосновых шишек, вылущенных за
день шустрым дятлом...
Лось уверенно перешел через огороды и стал приближаться к крайней,
стоящей совсем на отшибе избе.
Метров тридцать до человеческого жилья, скрытого яблонями и сиренью,
еще оставалось, а старый Лось, обмерев сердцем, уже все прочитал в струях
воздуха. Может, всякий другой зверь на его месте немедленно повернул бы
обратно и унесся скачками в сизое, стынущее пространство поля и дальше - в
густой перелесок, но старый Лось преодолел страх. Что бы ни было, он не мог
покинуть Лосиху, зная, что с ней случилась беда.
Но как было поверить слишком уж жестокой правде?
Вот ее следы, - она пришла сюда с другой стороны, пришла сама, как и
он, поверив, что люди помогут, - зачем, зачем оба поверили в то, что
отвергала их звериная подспудная прапамять?
Повернув точно по следам своей подруги, Лось, прошуршав голыми ветвями
яблонь, вынырнул почти перед окнами дома, на грядках, где зеленые щетки
клубники торчали из-под снега.
"Лось! Лось!" - закричали испуганные голоса, трое плотных, как бревна,
мужчин резво вскочили, оторвавшись от своего дела, и отпрянули со страхом,
один из них схватил прислоненное к избе охотничье ружье и вскинул его
трясущимися руками...
А дело было такое - страшное было дело, и старый Лось, остановившись
как вкопанный, все разом увидел, и слеза, огромная, как хрустальная луна,
выкатилась из его глаз...
На истерзанном возней снегу, перемешанном уже с землею, лежало
окровавленное, разрубленное пополам тело Лосихи - торчал из ее серебристого
брюха окровавленный по рукоятку топор. Голова ее на короткой шее была
мученически закинута назад, в открытых глазах замер овал белого неба.
Было ясно, что они, эти плотные, как бревна, люди в телогрейках и
треухах, провонявшие жженым табаком и мерзкой водою, убили хворую Лосиху,
когда она пришла просить о помощи. Вероломство было столь огромно, что
старый Лось тотчас отбросил всякую мысль о мести. Он мог бы, если бы ничто
не сдерживало его, расшвырять и даже забить насмерть этих убийц,
вообразивших из себя охотников только потому, что у них было оружие и, стало
быть, перевес силы. Но он слишком сознавал, как они жалки в своем