"Алексей Слаповский. Первое второе пришествие" - читать интересную книгу автора

знают, а во всем виноваты отсталые бабки и деды.
Дед Ивана Захаровича, до революции сам учившийся в семинарии, но
выгнанный за "блудодеяния и винопитие", как он со смехом рассказывал, вдруг
к старости почуял в душе раскаяние и приказал сыну Захару, железнодорожнику,
а именно - брубильщику, срочно окрестить десятилетнего Ваню. Захар хоть и
уважал отца, но отказывался сделать это - в силу окружающего социализма и
своего собственного положения секретаря партийной ячейки. Тогда дед, выпив
как следует для твердости решения, пошел к батюшке, взял его за руку и повел
крестить внука. Внук уж был готов: сидел на цепи, временно снятой с верного
Дружка. Верный Дружок, получив в кои-то веки свободу, ошалевший, носился по
улицам и успел обрюхатить за самый короткий срок семерых дворовых сучек.
Ваня мог снять цепь, которой хмельной дед опутал его не столь уж крепко, но
боялся строгого деда. Боялся он и того неизвестного, что с ним хотят
сотворить. И не знал, чего боится больше. И пока думал об этом, явился дед,
таща за собой попа. Но вслед им явился и отец после трудового дня, тоже
хмельной. Начали кричать.
- Вон из моего дома! Пошел прочь! - кричал отец на попа.
- Крести! - кричал попу дед. - Крести, варнак, так твою так! - кричал
он грозно, но смеясь от невольно возникшей рифмы.
Батюшка, чтобы усовестить отца, поднял на него наперсный крест, но отец
сорвал крест с его шеи, за что тут же получил от деда удар кулаком по скуле.
Вскипев и как человек, и как коммунист, отец ударил деда крестом - куда
пришлось.
Пришлось в висок.
Дед упал.
Ваня сипел: хотел крикнуть, а не получалось, застрял крик в горле.
Поп был на суде свидетелем. Посмотреть на это собирался весь Полынск,
но заседание объявили закрытым.
С тех пор и до сего времени, вернее, до недавней поры Иван Захарович
считался инвалидом детства. Такая формулировка была в документах
врачебно-трудовой экспертной комиссии (ВТЭК), которая ежегодно
переосвидетельствовала Нихилова на предмет продления или аннулирования его
инвалидности. Кажется - глупость, многие возмущаются и смеются по поводу
бюрократической деятельности этой комиссии, вызывающей на ежегодное
обследование безруких и безногих, но, как вы увидите дальше, в этой
бюрократии есть свой смысл.
Боязливое отношение Ивана Захаровича к священнослужителям не было
осознанным, оно было следствием той страшной минуты в его жизни, когда он
потерял разум - невольно связав это с фигурой попа. Следствием той минуты,
наполненной криком и гневом, можно считать и гневность речей Ивана
Захаровича. Он ведь не только у церкви ораторствовал, а возле
государственных учреждений Полынска, и в многолюдной столовой у вокзала, и в
самом вокзале, и на улицах. Он призывал, он обличал, он гневался, тупоумный
же народ не обращал внимания, это Ивана Захаровича сердило и обижало.
Жил он в старом домишке на окраине, много уж лет сиротствовал там один,
без присмотра.
Нет, он не был совсем без ума; если есть выражение: человек не в своем
уме, то Иван Захарович как раз был в своем уме полный хозяин в отличие от
тех умников, которые вроде и умны, но не Хозяева своему уму, вот и
выскакивает из них то и дело чужой ум, оказывающийся сплошной глупостью.