"Лев Исаевич Славин. Наследник" - читать интересную книгу автора

меня ужасом. В нехороший час мы подняли оружие. Скажите Сергею, что ему там
нечего делать. Сидеть в окопах и строчить, как швейка, из пулемета - это не
дворянское занятие, дорогой Израиль Маркович! В расходах прошу вас не
стесняться. Я бы и сам примчался к вам, если бы не то, что обожаемая моя
супруга, графиня Марфенька, готова каждый день разрешиться от бремени.
Преклонные годы мои сообщают этому событию характер почти научного открытия.
При сем прилагаю письмо к полицмейстеру вашего города, капитану Садовскому.
Обратитесь к нему: пройдоха Садовский непременно найдет способ вызволить
Сережу. Графиня пожелала приписать несколько слов. Болезнь и волнения
сделали нетвердой руку ее сиятельства".
Несколько строк невероятных каракуль извещали, что графиня "молица за
дарогово Сереженьку и целует ево нещетно...".
За семнадцать лет брака графиня Шабельская, ранее купеческая вдова
Бабакина, не могла овладеть грамотой. Графу Матвею Семеновичу это только
нравилось. Он находил отраду в том, чтобы шокировать свою среду манерами
Марфы Егоровны. Ему доставляло удовольствие наблюдать, как люди его круга
угодничают перед безграмотной миллионершей. Он видел в этом новое
доказательство для своего искреннейшего убеждения, единственного, которое он
имел во всю жизнь, - убеждения в низости человеческой природы. Странно, что
такая мелкая идея овладела этим неглупым человеком, но он веровал, что люди
подлы, и доказал это личным примером, женившись после разорения на богатой
вдове, польстившейся на его титул. Если не считать французских рационалистов
XVIII столетия и охотничьих собак, мой несчастный отец был самой крепкой его
привязанностью. В беспутных судьбах этих двух людей находили много схожего.
Привязанность эту унаследовал я, и Матвей Семенович впрямь приехал бы
сейчас, несмотря на свои шестьдесят девять лет, если бы не роды жены,
которых престарелый граф ожидал с ребяческим любопытством. Через несколько
дней телеграмма известила нас о рождении графини Анны, названной так в честь
христианского имени моей покойной матери. Я узнал в этом каверзную натуру
Шабельского, который не постеснялся взволновать стариков Абрамсонов
напоминанием о дочери.
Между тем дедушка Абрамсон уже успел побывать у полицмейстера. Однажды
утром он надел новый цилиндр и предложил мне пойти погулять.
- Граф Матвей Семенович, - сказал дедушка, когда мы вышли, - писал мне,
чтобы я с полицмейстером не торговался, - расходы он берет на себя. Мне
смешно. Неужели он думает, что мы тебя любим меньше, чем он? Скажи, дитя, -
взволнованно сказал старик и взял меня за подбородок, - тебе было бы
приятней, чтоб кто дал взятку: граф или я?
- Вы, дедушка, - сказал я уныло.
Старик успокоился.
- Но все равно, - сказал он со вздохом, - некому давать. Сенаторская
ревизия уволила капитана Садовского, а новый полицмейстер не берет взяток.
Он не будет их брать еще не менее двух месяцев, чтобы создать себе славу
неподкупности и тем набить цену. Конечно, человек из столицы, потребности
выше.
Он остановился у парадного хода и позвонил. Тут только я догадался о
цели этой прогулки, увидев на дверях табличку: "Ромуальд Квецинский,
артист". Мне стало грустно.
Известный всему городу Ромуальд Квецинский не имел никакого дела с
музами драмы или комедии. Он также не выступал ни в опере, ни в цирке, ни в