"Лев Исаевич Славин. Армения! Армения! (Рассказы и очерки) " - читать интересную книгу автора

другая Армения, греко-римская, не тронутая кистью замечательных ереванских
художников. Сейчас здесь трудятся каменотесы и резчики, к которым с таким
вниманием приглядывался Василий Гроссман, оставивший незабываемые записки
"Добро вам" о современной Армении.
Гроссман приземлял свои высокие мысли об Армении. Он опасался
показаться высокопарным и велеречивым. Он прорезал свое волнение бытовым
просторечием. Пример:
"А овца, которую хотел пригладить переводчик (так Гроссман называл
себя. - Л. С), прижалась к ослику, ища у него покровительства и защиты. Было
в этом что-то непередаваемо трогательное - овца инстинктивно чувствует, что
протянутая к ней рука человека несет смерть, и вот она хотела уберечься от
смерти, искала у четвероногого ослика защиты от той руки, что создала сталь
и термоядерное оружие".
Как бы устыдившись собственного глубокомыслия, Гроссман тут же
приглушает свой философический накал:
"В тот же день приезжий (то есть он же, Гроссман. - Л. С.) купил в
сельмаге кусок детского мыла, зубную пасту, сердечные капли".
Гроссман знал цену слова. "Слово - это целый мир", - сказал армянский
классик Туманян. Этот мир Гроссман принес в ту работу, ради которой он
приехал в Армению. Может показаться несерьезным и даже отчасти
самоуничижительным аттестование себя в третьем лице "переводчиком", тогда
как за Василием Гроссманом уже были широко известные книги "Глюкауф",
"Степан Кольчугин", "За правое дело". Чего ради он взвалил на себя работу
переводчика, это разговор особый. Но, взвалив, он отнесся к ней честно. В
процессе перевода романа Р. Кочара "Дети большого дома" переводчик и автор
подружились. "Кочар очень мил, внимателен, - пишет Гроссман в одном из писем
к жене, - все стремится показать мне интересные памятники и места". Все же в
записках своих Гроссман остерегся выводить Р. Кочара под его собственным
именем, очевидно для того, чтобы не ограничивать меткость характеристик.
Переводчик называет автора Мартиросян.
Записки Гроссмана об Армении "Добро вам" могли бы называться
"Объяснение в любви к Армении". Нравилась ли ему его работа переводчика?
Гроссман всегда Гроссман, даже тогда, когда он мучился от неосуществленного
желания, такого страстного и такого - скажу - естественного: быть самим
собой, "...мечтаю о том, - пишет он жене, - как закончу работу и отдохну в
тишине, буду снова самим собой, а не переводчиком. И в другом письме:
"...люблю быть самим собой, как бы это ни было тяжело и сложно".
Он достиг этого на страницах "Добро вам". Описывая свои первые минуты в
Ереване (да в общем и далее в Армении), Василий Гроссман выпустил из себя
демона образности. Никогда еще он не писал так живописно, так метафорично.
Он приблизился в фактуре последних страниц своей жизни к Олеше, к Катаеву.
Читая опубликованные письма Василия Семеновича из Армении, нетрудно
заметить, что восхищение страной иногда окрашивается грустью. А ведь в
Армении ему нравилось все: и люди, и природа, и искусство, и обычаи, -
словом, все! За одним исключением: его переводческой работы. Он сам называет
ее в своих письмах "костоломной". Это и отозвалось в его письмах грустью и
горечью.
Странно, что Гроссман не упоминает о дороге на Гегард, упоительно
красивой. Горы то сближаются, чтобы раздавить путника, то с неожиданной
любезностью вдруг великодушно распахиваются, открывая луга, поймы, равнины.