"Скотт Смит. Простой план" - читать интересную книгу автора

старая Библия предназначались Джекобу; разбитый смеситель, пара сапог,
пресс-папье из черного камня в форме короны - мне. Разумеется, это было
заведомой чушью. Все, что представляло хоть малейшую ценность, мы вынуждены
были продать, чтобы покрыть отцовские долги, а хлам нам и самим был ни к
чему. Пришлось продать и ферму - обитель нашего детства. Ее купил сосед -
сожрал, как ненасытная гигантская амеба, расширив таким образом свои
владения. Он сломал дом, засыпал подвал и засеял освободившийся участок
соей.

Мы с братом никогда не были особенно близки, даже в детстве, а с годами
пропасть, разделявшая нас, становилась все глубже. К моменту описываемых
событий между нами уже не было ничего общего - разве что только родители. Их
внезапная смерть оборвала и эту последнюю связующую нас нить.

Джекоб - он старше меня на три года, - окончив среднюю школу, поселился
в маленькой квартирке над скобяной лавкой в Ашенвиле - городке, где мы
выросли, - крохотная отметина на карте автодорог Северного Огайо. Летом
Джекоб работал на стройке, а зимой прозябал на пособие по безработице.

Я же продолжил учебу в колледже - единственный из нашей семьи - и
окончил факультет управления коммерческой деятельностью Толидского
университета, получив степень бакалавра. Потом женился на Саре, своей
сокурснице, и мы переехали в Дельфию, что в тридцати милях к востоку от
Ашенвиля сразу на выезде из Толидо. Приобрели домик с тремя спальнями -
самый что ни на есть провинциальный, обшитый панелями из темно-зеленого
алюминия, с черными ставнями, гаражом на два автомобиля, антенной кабельного
телевидения, микроволновой печью и толидской "Блейд" - газетой, которая
каждый вечер, с наступлением сумерек, мягко шлепалась на наш порог. Каждый
день я ездил в Ашенвиль, где работал в магазине комбикормов помощником
управляющего и главным бухгалтером.

Между мной и Джекобом не было ни вражды, ни злобы - просто мы
чувствовали себя неуютно в обществе друг друга, говорить нам было не о чем,
и мы даже не скрывали этого. Не раз, выходя после работы на улицу, я видел,
как он спешно проскакивает в первую попавшуюся дверь, лишь бы избежать
встречи со мной, - сам я в этот момент испытывал скорее облегчение, нежели
боль.

Единственное, что нас до сих пор хоть как-то связывало, - это обещание,
данное отцу. Из года в год, в день его рождения, мы отправлялись на кладбище
и подолгу стояли над отцовской могилой в напряженном и неловком молчании,
втайне надеясь, что вот-вот кто-то из нас отважится завести долгожданный
разговор - что, мол, прошло достаточно много времени и пора бы уже отступить
от традиции, разбежаться в разные стороны и жить каждый своей жизнью. Эти
визиты на кладбище были нам в тягость, и мы, наверное, давно покончили бы с
ними, если бы не страх перед возможным наказанием, которое могло
низвергнуться на нас из преисподней за то, что не сдержали слова.

День рождения отца приходился на тридцать первое декабря, последний
день года, и постепенно посещение могилы стало как бы своеобразным ритуалом,