"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

казалось, в темноте он различает на лице сержанта удивление: что с вами,
товарищ лейтенант, ходить по границе разучились? Шум дождя, неравномерный,
словно раскачиваемый ветром, глушил соловьиное щелканье, лягушки сами
примолкли, а вот фырчание моторов в Забужье все так же слышалось. Размывчиво
в дождевой пелене ложились на весу лучи прожекторов и фар, прошиваемые
струями. За Бугом, в пуще, взмыла белая ракета, повисла и растеклась
кляксой.
- Товарищ лейтенант, что это, сигнал?
- Возможно. А возможно, и так, сдуру. Понаблюдаем.
С бугорка, из лозняковых зарослей, следили за левым берегом. Ветер гнул
лозины, рябил реку. Пахло теплой волглостью, примокшей землей, лесными
цветами. Ракет больше не было, и Скворцов с Лободой зашагали дальше...
На заставу Скворцов вернулся промокший, заляпанный грязью, еле волоча
ноги. Дежурный принес в канцелярию подкопченный чайник и блюдце с наколотым
сахаром, и Скворцов ссыпал сахар на стол, чай отлил в блюдечко, взял его на
все пять пальцев - привык пить из блюдца и вприкуску, а когда и где привык,
не упомнит. Не в Краснодаре ли, в отчем дому - но на Кубани чайком не
увлекаются; не в Саратове ли, в училище - но на Волге тоже не ахти какие
водохлебы. А может, здесь пристрастился, на Волыни, на заставе? Прихлебывал
чай, хрумкал сахаром. Нутро прогревалось, на лбу выступала испарина. Усталь
отторгалась от головы, рук, туловища, скапливалась в ногах. Он вытягивал их
под столом, пошевеливал пальцами - босой, портянки и вымытые сапоги сушатся
на кухне. Напротив сидел лейтенант Брегвадзе, рыжий грузин, гроза слабого
пола, и хмуро басил:
- Я пойду на границу! Проверять службу! Начальник заставы проверяет,
политрук проверяет, а помощник начальника в теплой комнате, да?
- Погоди, не горячись, - успокаивал его Скворцов, отхлебывал чай и
думал: "Ну, почему Женя дала от ворот поворот этому зажигательному парню, а
до меня снизошла, до женатика и вообще серой личности? Кто их разберет,
женщин..."
Скворцов допил чай, накрыл перевернутым блюдцем стакан, примостился на
диване и, укрывшись шинелью, сказал:
- Васико, ты пойдешь, как только возвратится политрук...
Брегвадзе не мог сразу замолчать - не тот темперамент; сперва убавил
тон, потом перешел на шепот и лишь после этого умолк, но покашливал
выразительно, наконец и покашливать перестал. Посапывая, Скворцов делал вид,
что заснул. А сна не было, хоть плачь. Ведь уж как изнурял себя, мотался по
участку по необходимости и без оной - лишь бы изнеможение позволило
забыться, но ни в одном глазу. Да и неизвестно еще, что приснится, если
уснет, без сновидений теперь не обходится. Осунулся, похудел за эти дни
чертовски, штаны съезжают, дырочек на брючном ремне нехватка. Приехал из
Львова, было две заботы: как синяк под глазом скорей ликвидировать и как
вести себя на заставе. Синяк массировался, припудривался зубным порошком и
постепенно желтел, сходил на нет. А вести себя решил так: отдам службе все
силы, нагружусь работой, чтоб кости трещали. А там видно будет. Уволят из
войск, ну что ж! Судить вряд ли будут, хотя и не исключено. "Ну что ж?" Нет,
не совсем так: увольнение из войск не слаще суда. Армия, граница - для него
все. Это его призвание, его пожизненная профессия. Как он сможет иначе?
Брегвадзе шуршал страницами, почему-то крякал. Потом вышел в коридор,
поговорил с дежурным. Снова зашуршал бумагой. Эх, Васико, Васико, тебе бы