"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

площадку: "Нечего баклуши бить, вытягивай, Игорек, команду!" Он вытягивал,
как умел, переходил по площадке за ней, она набрасывала ему мяч над сеткой,
кричала: "Гаси!" Когда разыгрывался решающий мяч, оба они бросились за ним,
столкнулись, и, чтобы Женя не упала, Скворцов подхватил ее за плечи, на миг
ощутив, как вздрогнуло и покорно расслабилось ее тело. Пораженный,
обрадованный, испуганный, не веря еще до конца, он отпустил ее и тут понял:
у них произойдет все.
Еще накануне Женя приглашала его поехать на Старую Кубань. И с утра,
прихватив с собой циновку и полотенца, они дребезжащим, вихляющим трамваем
подались на уютные, малолюдные старицы. Купались, загорали, дурачились. Уже
перед обедом Женя вышла на берег, он продолжал отмеривать саженками, нырять,
делать в воде стойку, кувыркаться. Потом вышел и он. Увидел Женю в кустах,
на циновке. И будто помимо желания побрел к ней. Он останавливался,
топтался, ибо удерживал себя: на что решился, одумайся, пока не поздно! Но
было уже поздно: как ни тормози шаг, как ни уговаривай себя, ноги вели
вперед. Горло ссохлось, в глазах плыло. И Женя, лежавшая на циновке, поплыла
ему навстречу, ближе и ближе. Она подняла голову и уронила, не изменив
позы... Потом Женя и плакала и смеялась. То в испуге оглядывалась, то
подставляла губы: "Укуси меня", - но Игорь не мог причинить ей эту боль:
нежность и благодарность охватывали его, он целовал припухшие податливые
губы. То тоскливо шептала: "Глупые мы, глупые, что натворили?" То озорно:
"Смою с себя грех!" - и с разбегу бросалась в воду, шлепала руками и ногами,
поднимая радужные брызги. А он смотрел с берега на нее и думал, как же быть
теперь с Ирой... И это было мучительнее всего: таить себя от Иры. Она
возвратилась в Краснодар загорелая, пополневшая: "Парного молочка попила!" А
он не осмеливался поднять на нее глаза. Старался поменьше бывать дома,
предлоги находились: междугородный футбольный матч, мальчишник у школьного
дружка, еще что-нибудь. Или читал допоздна, в кровать ложился, когда Ира уже
спала. Она тотчас приметила отчуждение и сказала: "Ты охладел ко мне". Он
ответил почти искренне: "Ну что ты?" Искренне, потому что действительно
относился к ней по-прежнему.
Вот так получалось: и ту любил и эту. Хотя и на Женю стыдился поднять
глаза. А что бесчестного, если она люба ему? Он и ее после случившегося на
старице избегал, и она поняла его состояние, не осудила, только сказала:
"Теперь мы повязаны одной веревочкой". - "Повязаны, - подумал он. - Я люблю
тебя". Иру тоже любит. Как же так? Хотелось побыстрее уехать на заставу.
Может быть, там, вдали от Жени, разберется в своих чувствах, все образуется?
Как будто образовалось, как будто пошло по-старому, и с Ирой постепенно
наладилось. Но Женя как бы постоянно и незримо присутствовала и здесь, на
Волыни. И вот приехала. Год не писала ни ему, ни Ире, написала лишь, когда
надумала погостить. Он обрадовался этому и испугался: едет к нему, не
забыла. Да и он не забыл, хоть старался. Любовь к Ире осталась, но была и
любовь к Жене. Широкое, видите ли, сердце, обе помещаются. Султан, видите
ли, нашелся, гарем заводит. Он иронизировал и понимал: самоирония эта
вымученная, о другом нужно бы думать. Поначалу он стремился не показать
виду, что приезд Жени разволновал его, но уличил сам себя: не играй в
прятки, Женя приехала к тебе. И он заметался загнанно между Ирой и Женей:
какой найти выход, как быть с Ирой, ты же ее обманываешь. В сущности, ты и
Женю обманываешь, ничего не обещая ей. Согрешил с девчонкой, тебе было
хорошо, и баста, о дальнейшей ее судьбе не желаешь подумать. Ты эгоист,