"Олег Павлович Смирнов. Прощание (роман)" - читать интересную книгу автора

минут - и уснул. И увидел все, как оно происходило пяток дней назад.
Скворцов повернулся на бок, диван заскрипел пружинами, одна из них уперлась
в бедро, сломанная, колючая. Поглядел на окно: в белой стене оно глухо
синело прямоугольником, из раскрытой форточки текла свежесть, будто
сдобренная соловьиным щелканьем. Женя говорила: "Соловушки", - а его
называла: "Скворушка". Ах ты, Женя, Женя, из-за тебя и заварилось-то, ну не
все, так многое. Скворцов не выдержал, вздохнул. За окном прошуршали шаги
часового. В комнате дежурного скрипнули стулом, и снова тихо, только
соловьиное пение. Впрочем, не только: на селе забрехала собака, на
прибугских болотцах заквакали лягушки. И еще дальше, на польской стороне,
урчание машин. Которую ночь урчат... Скворцов встал с дивана, потянулся с
хрустом. Тело ныло, голова была тяжелая, нехорошая. Во рту сухость и горечь.
Подойдя к столу, Скворцов налил из графина воды. Звякнул пробкой, взял
граненый стакан, отпил. Противно: тепловатая, отдающая спертостью. Забывают
менять, что ли? Лень лишний раз прогуляться к колодцу? А то было: из такого
же граненого стакана пил водку. Мерзость! И сейчас помнит ее: теплая, как
эта вода, вонючая, дерущая горло, еще бы не драть, если в бутылке на донышке
лежали два красных стручка. Горилка з перцем... Тогда в городской
комендатуре дежурный комендант - капитан с усиками-стрелками - долго
разглядывал Скворцова, затем подошел, обнюхал почти по-собачьи, изрек:
- Набрался алкоголя!
- Крепко под градусом, - подтвердил старший лейтенант, что привел
Скворцова.
- Сидел где-нибудь в шалмане? А ты знаешь, пограничник, что в шалманах
не только красный перец кладут в горилку, но и табак, чтоб клиент дурел
быстрей?
Тяжело ворочая языком и пошатываясь, Скворцов вытолкал из себя:
- Одурел... Ну и что?
- А то, - сказал старший лейтенант. - Художества откалывал.
- Разберемся с твоими художествами. - Комендант по-прежнему обращался к
одному Скворцову. - Разберемся и доложим твоему пограничному начальству. А
ночку прокукуешь на "губе", на гауптвахте то есть. Протрезвеешь!
- Он сопротивлялся, товарищ капитан, - сказал старший лейтенант.
- Вижу. Фингал под глаз заработал.
Капитан ухмыльнулся, но посмотрел не на Скворцова, а на старшего
лейтенанта, и тот ответно ухмыльнулся. А Скворцов переводил взгляд с
капитана на старшего лейтенанта, замечал переухмылки и, когда на короткое
время трезвел, принимал их как должное, когда же опьянение вновь туманило
рассудок, улегшийся было гнев ворочался в груди. Над кем смеетесь, господа?
Над собой смеетесь! И Скворцов, стараясь не качаться, процедил:
- Гос-пода...
- Ого, как нас величают, - сказал комендант и подмигнул старшему
лейтенанту. И тот также моргнул плутоватым карим глазом.
Да. Свежие воспоминания. И невеселые, прямо скажем. Скворцов сел за
обшарпанный канцелярский стол, придвинул к себе пограничную книгу, обмакнул
ручку в чернильницу-непроливашку. Зазвонил телефон. В трубке - клокочущий,
брызжущий жизнелюбием и лихостью голос старшего лейтенанта Варанова. Называя
Скворцова "товарищ начальник" и похохатывая, Варанов кричал, что ему скучно,
не спится старому холостяку, что если товарищ начальник не завалился под
бочок к своей Ирочке, то Варанов сей секунд к нему подскочит, сгоняют партию