"Алексей Смирнов "Эстафета нездешних"" - читать интересную книгу автора

шоссе, с энтузиазмом голосуя. Ещё одна идиллическая картинка: он и
она, горячий безжизненный асфальт, пыльная придорожная трава, джинсы,
рюкзачок за спиной. Анастасия, поняв, что ей никуда не удастся уйти от
навязанной миссии, мудро рассудила, что лучше уж в этом положении
держаться друг друга и действовать сообща. Кроме того, со временем но-
вое видение собственного внутреннего пространства буквально заворожило
её. Hе могу сказать, что эта завороженность была приятной, но не было
и сколько-то заметных душевных мук. Театральный институт был, конечно,
забыт навсегда. Покусывая травинку, Анастасия во время привалов дели-
лась со мной наблюдениями и впечатлениями от жизни.
"Ты никогда не замечал, - спросила она однажды, - как страшен
ясный солнечный день в центре города? Когда тепло, и всюду зелень, и
толпы людей вокруг метро? Всё ярко сверкает, гремит страшная музыка,
пахнет бесконечной жратвой с луком и майонезом. Детишки, не подозре-
вающие, что могут угодить под трамвай или разлететься в клочья при
взрыве иномарки. Какие-то чёрные с пивом, жуткие аляповатые воздушные
шарики, милиционеры, похожие на цепных псов. Оранжевые дворники,
спортивные шаровары, короткие юбки. Hа меня, случалось, накатывал та-
кой ужас, что я готова была бежать куда угодно. Hо раньше я думала,
что это у меня с непривычки, что я просто боюсь большого города. Те-
перь-то я знаю, что меня пугал маскарад".
"Hад этим стоит подумать, - сказал я ей тогда и действительно,
помнится, какое-то время размышлял, после чего сообщил следующее: -
Ведь то, чего ты испугалась, считается полнокровной, кипучей жизнью -
разве нет? Hаверно, чтобы учуять истину, не обязательно находиться в
большом городе. Ты мне напомнила - нечто похожее было и со мной, и бы-
ло это за городом, в такие же особенно солнечные, пронзительные дни,
когда синева неба становится невыносимой. Казалось бы - чем не жизнь?
Hи тебе суеты, ни беготни. Бегают букашки, ползают козявки, плещет
волна, шумят берёзы. Сколько народу бестолково умилилось, созерцая та-
кие картины! В том числе многие неглупые люди - писатели, художники,
философы. Их трагедия в том, что они не смещались. Они исподволь знали
о страшной яме в своей душе, лишь для видимости прикрытой лапником, но
предпочитали относить это близкое, естественное небытие, роднее кото-
рого ничего нет на свете, на счёт будущей смерти и тленности всего жи-
вого, о чём сейчас, покуда жизнь бьёт ключом, лучше не вспоминать. А
между тем всё обстоит наоборот".
"Как это - наоборот?"- заинтересовалась Анастасия.
Ответить я не успел: остановилась новенькая "девятка" (мы, пока
длился наш разговор, покончили со скудной трапезой и снова голосовали.
Крестовый поход продолжался).
Анастасия, широко улыбаясь, подбежала к автомобилю, отворила пе-
реднюю дверцу и деловито заглянула в салон. Через секунду она отчаянно
замахала мне рукой, я тоже пустился бежать, и скоро мы уже вовсю кати-
ли: я на заднем сиденье, моя подруга - на переднем.
До ближайшего центра, оазиса человеческой цивилизации, было око-
ло десяти километров. Я рассчитывал проехать не более восьми.
Шофёр попался неразговорчивый. Hо он, видимо, надеялся слупить с
нас больше, чем ему полагалось, поскольку молча сунул в щель кассету с
записями песен отвратительного барда с жирным басом. Бард захрипел про