"Алексей Смирнов. Наследники Авиценны " - читать интересную книгу автора

Иногда самочувствие бывало хреновое, а бури не было. Тогда приходилось
вызывать ее самостоятельно:
- Доктор, у меня тяжелая голова.
Я начинал беспокоиться:
- Наверное, это магнитная буря. Вы разве не слышали?
Нет, не слышала. Но непременно услышит - не по радио, так на лавочке.

Мемориал

Когда я работал в поликлинике, я вел своего рода дембельский календарь.
Вообще, я существо домашнее и очень расположен вести на чужбине
подобные записи. Такой календарик был у меня и в колхозе, и на практике, и
на сборах.
Но в поликлинике он получился особенный.
Я ведь ужасно не хотел идти работать в поликлинику. Она находилась в
Петергофе, а это далеко. Я таскался в горздрав и ныл там, твердя одно и то
же. На что лощеный чин отвечал мне, что сам он, дескать, отдал Родине
пятнадцать лет - и я отдам, три. Тогда еще существовало такое дело, как
распределение. И чин самоотождествлялся с Родиной, которой я должен был
какие-то годы, неизвестно за что.
Я даже пошел в военкомат и попросил призвать меня на сборы, чем крайне
там всех удивил. Расчет был наивен: я где-нибудь отсижусь, а работать в
Петергофе будет некому, и туда сошлют кого-нибудь другого. Не тут-то было.
Военкомат, когда не надо, ведет себя возмутительно-бесхребетно. И
петергофский райздравотдел меня отвоевал.
Дошло до того, что в мой почтовый ящик стали бросать бумажки с угрозами
обратиться в прокуратуру, если я немедленно не выйду на работу. Не то, чтобы
я испугался этих писем - просто понял, что альтернативы не будет. И,
вздохнув тяжело, поехал в Петергоф.
Там я располагал тремя печатями: личной, для рецептов; штемпелем
"невропатолог" и еще одной канцелярской хреновиной, со сменными резиновыми
датами. В первые же дни, скучая, я пропечатал этим штемпелем дату в
специальной тетради, куда записывал глупости, которые говорили больные люди.
Так и повелось: прихожу на работу - ставлю штамп. Для себя. Проживаю
подневольные годы, количеством три.
Впоследствии это вошло в навязчивую привычку. И календарь усложнился: я
начал ставить звездочки против дней, когда приходил с тяжелого бодуна.
Звездочки появлялись все чаще. В 91 году их было уже намного больше,
чем в 88.
А потом я поступил в ординатуру и перестал считать бодуны.
Зато за дело взялась моя покойная бабушка. Она зачем-то нарисовала от
руки собственный календарь, в котором перечеркивала крестиками дни, когда я
особенно отличался.
Помню, приехал однажды в гости мой дядя. Мы отметили встречу, а потом
пошли к бабушкиному календарю и понаставили там крестов видимо-невидимо, все
дни перечеркнули в прошлом и будущем, да еще нарисовали восклицательные
знаки.

Летуны и ползуны