"Алексей Смирнов. Заговор недорезанных " - читать интересную книгу автора

лидера. Все эти академические "гении" были смолоду чистейшими музейщиками, и
их всех воспитал Эрмитаж, копии с картин которого входили в их программу.
Всех авангардистов они ненавидели с раннего возраста и считали их
попросту жуликами и шарлатанами.
На даче Курилко мне запомнился голландский комод семнадцатого века с
потерпевшего кораблекрушение торгового парусника, найденный им в одном из
поморских сел Архангельской губернии. До революции Курилко ездил по русскому
Северу и скупал старые иконы для государева
Федоровского собора в Царском Селе, куда он, в частности, продал за
четыре тысячи золотом царские врата XV века. Очень оборотистым и хитрым был
этот австрийский голубой гусар, и прижился он при большевиках отнюдь не
случайно. Курилко, несомненно, имел литературное и актерское дарование и был
автором устных новелл и рассказов, наверное, позабавнее Ираклия Андроникова,
которого хорошо знал и говорил о нем, что он родился в купели старца
Распутина и роды у его матери принимали Манусевич-Мануйлов и Симонович.
По-видимому, он знал подлинную биографию этого красноречивого
господина. Отец мне говорил, что у Репина есть шикарный портрет красивой
еврейской банкирши - и она и является матерью Ираклия
Андроникова. Я знаю от общих знакомых, что Андроников умер вскоре после
того, как его любимая дочь выбросилась из окна, при падении напоролась
животом на бетонный столб осветительного фонаря и ее разодранный труп
несколько часов (трудно было снять тело) маячил под окнами андрониковского
кабинета. И сам столб еще долгое время был в крови несчастной, пока дождь и
снег не смыли следы трагедии.
У Курилко был значок лауреата Сталинской премии, которую он получил
вместе с композитором Глиэром за балет "Красный мак". Сталину нравился этот
балет на революционную тему, где описаны события в
Китае. Курилко со свойственным ему остроумием рассказывал об очередном
заседании в Большом театре, на котором партруководство, как всегда,
плакалось, что нет балета на современную тему. И тогда
Курилко достал "Вечернюю Москву", прочитал вслух заметку о том, как
белокитайцы захватили советский пароход, и обещал начальству за неделю
написать сценарий на эту тему. Это, конечно, лучше, чем, как
Тихон Хренников, ставить оперу "Мать" по Горькому (об этой опере
москвичи говорили: "Слова матерные, музыка - хреновая") или плясать балет о
Зое Космодемьянской, где ее среди прыжков вешают на сцене.
Перед войной Михаил Иванович заведовал кафедрой рисунка Московского
архитектурного института на Рождественке в бывшем Воронцовском особняке
школы Баженова, где до революции размещалось Строгановское
художественно-промышленное училище. На кафедре тогда преподавали одни
дворяне, среди которых не было ни одного члена ВКП(б). Среди них -
породистый длинноусый хохол Грониц из малороссийской шляхты; мой папаша -
внук генерала, женатый на дочери генерал-лейтенанта; некто Поздняков, дядя
которого воевал у белых; некто Сахаров, дядя которого, генерал Сахаров,
воевал у Колчака. Этот Сахаров к тому же был женат на дочери художника
Поленова Наталье Васильевне. Поленовы тоже из дворян и при большевиках
прятали у себя "бывших" и белых, среди которых была старуха баронесса
Врангель, мать белого вождя, которую потом переправили за границу.
И вот в разгар летнего наступления немцев на Москву Курилко собрал
заседание кафедры только из дворян, предварительно заперев рисовальный класс